— Мистер Кирсанов, — негромко позвал воспитанника эскулап. — Вам придется проснуться, мистер Кирсанов… Вам надо домой…
Иван открыл глаза и непонимающим, слегка удивленным взором окинул расположившихся в полумраке возле его кровати двух мужчин. Директор пансиона непроизвольно отвернулся. Испытание оказалось для него непосильным. Бенджамин и сам не мог предположить, что беседа с пареньком дастся ему так тяжело.
— А который час? — Ваня заморгал заспанными глазами и осторожно покосился на оконное стекло. — Я проспал?
К еще большему своему удивлению, Кирсанов-младший обнаружил, что день на улице еще и не думал заниматься.
Переливчатая трель телефона в квартире Кирсановых прозвучала одновременно с первыми восходящими на горизонте солнечными лучами. Показавшийся из-за пожелтевших верхушек деревьев солнечный диск окрасил небосвод в ярко-красные тона.
Давно уже проснувшаяся, но не спешившая покидать постель Лиза все-таки поднялась на ноги, набросила свой фланелевый халат и направилась к требовательно подающему сигналы телефонному аппарату. В рассветном полумраке она без труда заметила на дисплее четко высвеченный номер. Голощапова хотела было снята трубку, но не решилась. Потянувшаяся к аппарату рука безвольно растянулась вдоль сгорбившегося от навалившихся неприятностей тела.
Щелкнул автоответчик, и в утренней тишине квартиры прозвучал бодрый и задорный голос ныне покойного уже Владимира Кирсанова:
— Наверно, мы все куда-то разбежались, поэтому оставьте, пожалуйста, сообщение или звоните мне на мобильный, спасибо…
Повисла напряженная двухсекундная пауза, затем она сменилась на длинный тонкий гудок, и Елизавета Михайловна едва не разрыдалась в полный голос.
— Говорили бы честно — просто спите еще, — со смехом ворвались в обитель интонации Ивана. — А я вылетаю. Эй, родители! Слышите? Двигаюсь по вашему вызову, хоть и не пойму зачем… Сейчас рейс посмотрю… Вот, 47-24 British Airways… Целую, встречайте. А то заблужусь…
Частые короткие гудки оповестили домработницу о том, что Кирсанов-младший повесил трубку. Аппарат отключился, и только красненький огонек призывно моргал возле дисплея, свидетельствуя о том, что принято одно входящее сообщение.
Рыдания, с которыми Лиза уже была не в состоянии бороться, вырвались наружу. Женщина опустилась в глубокое кресло и закрыла лицо ладонями. Ее не беспокоил тот факт, что всхлипывания могли быть слишком громкими. Кроме Голощаповой, в квартире больше никого не было, а стало быть, никто и не мог увидеть этой ее слабости. А даже если бы увидели, то что? В конце концов, она тоже живой человек и имеет право на душевные переживания.
