– Ампулы…
Доносится тихое из-за спины. Слышу, как Марк шумно втягивает воздух. Набираю в шприц лекарство, приседаю рядом.
– Я сам… – он пытается перехватить шприц, но куда ему: пальцы дрожат, лицо перекашивает гримаса боли. Не думаю, всаживаю иглу в сведенное судорогой бедро. Марк стискивает кулаки, зажмуривается и на короткий момент становится похожим на маленького испуганного мальчика. Вот так метаморфозы этим странным полнолунием. Досчитав до трех, затягиваю на плече жгут и делаю Марку второй укол, на этот раз в вену. Пусть он урод и убийца, но сейчас ему нужна помощь, и, кроме меня, вряд ли кто поможет. К тому же я – не он. Для меня человеческая жизнь, пусть и убийцы, – не пустой звук.
В его аптечке нахожу обезболивающее, выпиваю таблетку. В молчании проходит несколько минут. Марк постепенно расслабляется. Судороги схлынивают. Облегченно выдыхаю – даже не заметила, как сильно была напряжена. И мигрень поутихла. Заснуть не засну, но до утра доживу.
– Встать сможешь?
Марк смотрит вопросительно.
– Ну до кровати-то дойти надо, – пожимаю плечами, поднявшись.
Он боязливо смотрит на дверь и расстояние, что отделяет его от кровати. Я усмехаюсь – надо же, такой жестокий циник, а боится. Чего только? Но спустя пару ударов сердца выражение его лица становится жестким и непроницаемым. Да уж, метаморфозы.
Он встает с трудом, едва не падает – я подхватываю его.
– Обопрись на меня, давай, – приказываю, перекладывая поудобнее руку на его широкой спине, другой закидываю его руку на свои плечи. – Не бойся, это я с виду маленькая пташка, – хмыкаю, вспомнив, как он меня называет. – Доверься мне, ну же. Все равно больше некому, – добавляю веский аргумент.
И Марк сдается.
Он вырубился, едва голова легла на подушку. Укрываю его двумя одеялами и возвращаюсь в ванную навести порядок. Почему-то кажется, что Марк не захочет, чтобы его домочадцы прознали о его ночном позоре.
Поспать этой ночью мне так и не удается.
Ничего не получается. Заготовки идут трещинами, ткань рвется, краски растекаются. И боль то и дело накатывает, протыкает короткими судорогами.
Марк отбрасывает инструмент, резко поднимается. Покачивается, но подхватывает трость, опирается на нее, прохаживается по мастерской. Наступает на что-то острое, чертыхается. Прибраться бы, да только ни сил, ни желания. И голова гудит после ночи.
И дернул же его черт напиться. Семь лет не пил, а тут. Полторы бутылки коньяка одним махом. Чтоб наверняка отрубило. И луна заглядывала в окно кабинета, словно насмехалась над ним. Даже задернутые занавески не помогали спрятаться от нее. Вот и вывернуло потом всего наизнанку. Знал же – нельзя пить. Не с его таблетками. Пробовал уже семь лет назад. Вместо анестезии. Не помогло.
