Хиггинс: У меня в распоряжении был столяр, вдобавок ещё сколько-то других людей, которые приходили выполнять спецработы. Мы должны были содержать жильё в нормальном состоянии, и работа находилась часто — вентиляторы ремонтировать, ремонтников приводить. Было очень похоже на работу по содержанию отеля. Только отель был необычный. Иногда офицеры бывали весьма неблагоразумны — в своих желаниях. Я был лейтенант, не владелец отеля. В силу того, что это был штаб всего III корпуса, люди там были в высоких чинах. Подполковники, полковники — три генерала у нас было. Моей частью командовал тот генерал Уейэнд, что потом стал начальником штаба сухопутных войск. Поэтому место было особенное. Думаю, именно из-за этого в моем распоряжении было больше ресурсов, и именно поэтому я мог иметь при себе переводчика, например, и столяра. В других местах такого не было. Ресурсы там распределялись страшно неправильно. Мне из-за этого никогда покоя не было.
Много сделок совершалось на стороне. Я считаю, многие их них заключались через тех, кто, как штабные, пользовался определенной свободой, и через тыловиков, которые заправляли складами. Видал такое. Одно на другое менялось в огромных масштабах. Чтобы дать представление о том, что такое неправильное распределение ресурсов на войне, расскажу — однажды мне надо было достать водонагреватели, и я нашел эти водонагреватели в Бьенхоа у одного мужика из Агентства международного развития. Я выменял их у того мужика за бифштексы, которые раздобыл до этого.
Хеброн: Вопрос еды в Кхесани стоял серьезно. В день нам выдавали по два сухпая. Только ими и питаешься, в любом случае получаешь по два сухпая на день. Такой правопорядок был как-то немного порушен, когда началась осада. Там был большой склад — горы и горы сухпая — но при обстрелах много упаковок было повреждено. То место не входило в основной район наступления, но из трехсот снарядов, что попали в нас в первый день осады, один-два снаряда не могли не попасть в какой-нибудь склад, хотя бы по закону больших чисел. Его охраняли писаря — сам понимаешь, ну что такое писаря против нас? В общем, несколько мужиков пришли туда с винтовками и говорят: «Слышь, урод, я возьму чуток сухпаев. О'кей?» Когда мы все начали их поедать, тот запас сухпаев начал таять очень быстро. Дней шесть мы ели по четыре сухпая в день. До того дошли, что хлеб в банках повсюду разбрасывали.
Жизнь становилось все гаже с каждой минутой. На мужиках были гимнастерки, которые они носили с октября (а я говорю о конце января), а ранцы наши совсем почернели со стороны спины. Это из-за того, что снабжения не хватало. «Собачьи постромки» — вот о них мы обычно мечтали, это такие наплечные ремни. Армейские, широкие — для переноски тяжелых грузов. На той войне приходилось таскать на себе огромные тяжести. Больше патронов брали — новое оружие способно расходовать настолько больше боеприпасов, что приходиться иметь при себе настолько же больше патронов — плюс новые осветительные ракеты и всё прочее. Всё это весило не на шутку тяжело, и лямки от устаревших ранцев врезались в спину. Моя сбруя весила фунтов сорок пять,
