В порту на приколе стояли заброшенные грузовые суда. На молу французы нас разоружили. Какое им дело до того, что мы хотим продолжать бороться и за потерпевшую поражение Францию? Мы вступили на британский эсминец. На нем уже негде было повернуться, а люди все прибывали. Сидели на снарядах, на глубинных минах, на торпедных трубах. Английские моряки устраивали женщин и детей, уносили чемоданы, подавали легкую закуску, кормили собак. Они были вездесущи. Молчаливые, вежливые.
Рядом на другое судно грузили наш багаж. В пятистах метрах от нас стоял другой эсминец, французский. Моряки сидели на палубе, свесив ноги за борт; они болтали ногами над водой и смеялись. Смеялись над нашей бедой, над трагедией Франции. И при этом зорко наблюдали за тем, что происходит на "Кеппеле". Я подошел к торпедным трубам британского эсминца и с удивлением обнаружил, что они направлены на французский миноносец.
Мы отчалили от мола и ловким маневром вышли в открытое море, где на якоре стоял огромный пароход. Из его трубы поднимался к небу слабый дымок. "Мохаммед Али эль Кебир" с английским экипажем и египетским флагом на мачте (британские пароходы уже не имели права заходить во французские порты) ждал нас в международных водах перед портом.
Из-за сильной волны маневр "Кеппела" с одного борта не удался. Мы обошли "Мохаммеда" и пришвартовались к пему с другой стороны, на этот раз удачно. Переправиться с низкого и легкого эсминца на большой высокий пароход оказалось не так-то легко. Море волновалось, и борта судов то сходились, то расходились. Моряки давали команду, в какую минуту прыгать, конечно с их помощью. Не обошлось без смятения и криков. Потом кидали и наш багаж. С ним обращались уже по-другому, и кое-что пошло на дно морское.
И вот мы на "Мохаммеде". Франтишка вконец измучилась, я это прочитал по ее глазам. Детей же полностью захватили необычные события вокруг них. Красоты особой тут не было. На пароходе скопилось несколько сот людей, и теперь все бродили, загораживали проходы и трапы, мешали морякам, беспомощно крутились на месте, бегали туда-сюда и все время что-то искали. Некоторые, как уцелевшие после кораблекрушения, сидели на своих вещах и молча, утомленно смотрели на суету вокруг них. Кто-то сказал, что нужно побеспокоиться о каютах, и вот уже все сгрудились у маленького окошечка, где молодой флотский офицер тщетно отбивался от града вопросов и требований. Мне дали каюту в пристройке на верхней палубе. В каюте оказалось три койки. Франтишка сразу же принялась устраивать ночлег, а я с детьми пошел на разведку.
