– Ясно. А что за сигнал?
– Я опущусь на правое колено и начну возиться со шнурком своего левого ботинка. Если прибить не к чему, то найди заблаговременно палку покрупнее, присобачь к ней бутылку с письмом и воткни на вершине. Это очень важно.
Жанна взглянула на руки Евгения Анатольевича и заметила, как он волнуется. Это было видно по тому, как он давил на карандаш и какими резкими движениями выписывал буквы латинского алфавита. Ее легкая ладонь опустилась на руку Сапрыкина.
– Дядя Женя, не волнуйся. Ты можешь рассчитывать на меня и братьев. Как и всегда.
Он приподнял взгляд своих серых глаз и улыбнулся:
– Спасибо, дочка. И помните. Здесь, на краю земли, мы находимся быть может в последнем сохранившемся уголке того мира, который еще помним. Если что-то пойдет не так и если мы облажаемся, то и ему может прийти конец.
– Погоди-ка, это что за фигура? – палец Крашенинникова опустился на пробку от бутылки шампанского.
– Это конь, – ответил Квалья, почесав бородку.
– Конь? Постой, но три хода назад это был слон!
– Это конь, друг мой.
Михаил развел руки и с отвращением взглянул на шахматную доску. Многие недостающие фигуры заменяли морские ракушки и различные бутылочные пробки.
– Черт тебя дери, Антон! Не удивительно, что я проигрываю три раза подряд! Ты нарушаешь правила!
– Я хочу победить. Разве не это главное правило? Но можно ли победить, находясь загнанным в определенные рамки?
– Разумеется можно! В этом и весь смысл!
– Тогда не забывай про другое правило. Не теряй бдительность и не верь на слово оппоненту.
– Мы играем в шахматы или постигаем учение Сунь-Цзы[7], чтоб тебя?!
– Разве мешает одно другому? – улыбнулся Антонио. – Хорошо. Это слон.
– Тогда тебе шах, – сказал Михаил, сделав ход.
– Вот видишь, как скверно бывает, когда соблюдаешь правила, – вздохнул Квалья.
На ступеньках, ведущих на второй этаж, послышались торопливые шаги. Одетый в спортивные шорты, неплохо сохранившиеся кроссовки и майку, со второго этажа трусцой спускался Джонсон.
– Доброе утро, ребята! – воскликнул он. – Как спалось на новом месте?
– Отвратительно, – отозвался Михаил. – Ты так храпел, что мне показалось, началось извержение вулкана.
– Неужели? – замер на мгновение Рон, затем махнул рукой. – Да бросьте вы! Я не храплю!
– Кто бы тебе об этом ни говорил – он лгал.
– Ребята, может кто-то хочет со мной? Вы бегаете по утрам?
– Я бегаю. И очень быстро, – проворчал Антонио, задумчиво глядя на шахматную доску.
