При упоминании о Константинополе Нарышкин закрыл глаза и представил залитый южным солнцем, утыканный минаретами город, по которому бродили похожие на коконы прелестные одалиски в парандже, а свирепого вида усатые янычары в красных шароварах день и ночь точили о каменные ступени мечетей свои кривые зазубренные ятаганы. Они курили кальян, пили крепкий черный кофе, а в перерывах между этими занятиями сажали на кол христианских невольников.
Нарышкин вздохнул, хлебнул водки и продолжил чтение.
В Александровском театре давали народный водевиль в одном действии: «Филатка и Мирошка — соперники, или четыре жениха и одна невеста»; в Михайловском — «Тридцать лет, или жизнь игрока. Драма в трех сутках», в Большом шла некая комическая опера: «Навуходоносор-царь, или Вавилонские проказы».
Нарышкин зевнул, повертел газету и наткнулся на сообщение о том, что «его императорское величество объявляет высочайшее благоволение с награждением орденом св. Анны 1 степени…» какому-то действительному статскому советнику Мордищеву. К объявлению прилагался гравированный портрет героя, вполне оправдывающего, судя по всему, свою фамилию.
— Что ж, Мордищеву повезло, — философски заключил Нарышкин, доел селедку и вытер руки о счастливого обладателя ордена св. Анны.
Расплатившись, он вышел вон из душного трактира. Неспешно прогуливаясь, как бы окутавшись легким облаком винных паров, Сергей как-то незаметно для самого себя вышел к Невскому.
Толпа вокруг сгустилась, загрохотали по мостовой многочисленные экипажи, замелькали сюртуки, цилиндры, эполеты, бакенбарды, дорогие женские шляпки.
Нарышкин отметил, что все встреченные им барышни оказывались прехорошенькими, и это обстоятельство подействовало на него благотворно. Настроение его заметно улучшалось. Он даже хотел зайти в ту самую панораму и космораму, где представляли виды Константинополя. Благо заведение находилось тут же неподалеку, и совсем было уже пошел, однако вспомнил, что «цена за вход самая сходная — по рублю с персоны, а с детей по полтине». Тратить рубль на Константинополь Нарышкин не стал, да и не очень-то хотелось увидеть вожделенный город глазами какого-нибудь мазурика, недоучившегося в Академии художеств. Взвесив все хорошенько, он предпочел поворотить на Мойку и окунуться в недорогое полуподвальное штофное заведение, наполненное галдящими мастеровыми. Из заведения Сергей вышел не совсем твердой походкой. В сгустившемся над ним алкогольном тумане контуры предметов стали терять четкие очертания. Пару раз он споткнулся о выбоины в мостовой и один раз о будочника, который скучал возле своего полосатого черно-белого скворечника. Служивый открыл было рот, набрал воздуха, чтобы выбраниться, но, оглядев крепкую фигуру Нарышкина, передумал и стал смотреть куда-то поверх протянувшихся вдоль набережной фасадов… Вскоре ноги нетвердой походкой сами привели Сергея к Демутовой гостинице.
