В первые дни февраля Медная деревня опустела. Из далекого леса до самой Долины духов несся стук топоров, с треском валились деревья и, падая, ломали свои ветвистые кроны, как олень рога, чтобы превратиться в бревна для стен. Словно по заказу, в лучшие дни рубки леса, когда ветер едва-едва шевелил ветвями, в небе стояла последняя четверть убывающей луны. Все приметы указывали на то, что стены новых домов Медной деревни будут крепкими, сто лет не возьмут их ни жучок, ни тлен.
Весной, когда строительство пошло полным ходом, никто не захотел больше ставить дом на прежнем месте. Каждая семья порознь выбирала место на краю Долины духов — будем жить вразброс, сами по себе, тогда беде, обрушившейся на соседа, не так-то просто будет уцепиться за твою стреху или проникнуть в твои ворота, думали они.
Якоб тоже исходил вдоль и поперек земли Россаского хутора, он долго искал подходящий клочок земли, где бы можно было заложить новый хутор. Выбор места — дело не шуточное, не каждая пядь земли годилась для того, чтобы стать священным местом — двором родного дома. Да и грядущие поколения должны были до последнего вздоха помнить траву-мураву отчего крова. К тому же Якоб хотел обосноваться подальше от сердца Медной деревни.
Наконец он облюбовал подходящее место на краю болота. Оно находилось на расстоянии броска камня от баньки Явы и Матиса.
Хоть и много было возни и труда, но к зиме почти все семьи погорельцев имели крышу над головой, в стенных проемах — окна и двери. Ранним утром из трубы каждой избы тянулся кверху благословенный дым родного очага. Никто не хотел вспоминать о минувшем несчастье. Только слабые копаются в прошлом, сильные же смотрят вперед. И сильным быть приходилось, иначе на этой земле не прожить. Может, если кто и вспоминал страшную рождественскую ночь, то про себя, как сейчас Эва, когда на нее находила бессонница.
После того как был построен новый россаский дом, Роози стала то и дело просить придвинуть ее к тому окну, которое выходило на болото. Россаский дом был едва виден из-за деревьев — кого же ждала Роози с той стороны?
Однажды она потребовала, чтобы ей дали палку. С тех пор она берегла эту палку с кривой ручкой как зеницу ока. Годами палка валялась за шкафом среди прочего хлама, кому она принадлежала — Роози не помнила, однако приказала Эве разыскать ее. Поначалу Эва с тихой надеждой следила за сидящей Роози, которая сжимала в ладони рукоятку палки. Можно было подумать, что больная лишь на миг присела на стул и тотчас же, как только чуть-чуть соберется с силами, встанет и пойдет навстречу тому, чьего прихода, казалось, она ждала. Иногда, в сумерках, Эве мерещилось, будто Роози приподнимается и ей нужна лишь небольшая поддержка и ободрение, чтобы нетвердым шагом пройти по комнате.
