По вечерам она часто стояла у окна и разглядывала в стекле свое отражение. Ей нравилась собственная осанка, и, ступая, она следила за тем, чтобы держать спину прямо. Посетители корчмы говорили отцу и тетке: гордая девушка.
А Матис все не приходил и не приходил к корчме. Ява то и дело ждала случая, чтобы позаботиться о лошади какого-нибудь заезжего постояльца. Каждый раз она с бьющимся сердцем переступала порог. Бывало, в сумерках Ява бродила под вековыми липами около конюшни и, напрягаясь, вслушивалась — не раздастся ли за стволом мягкий смех Матиса.
Матис явился одним туманным майским утром, когда северный ветер прогнал прочь первое весеннее тепло. На его телеге лежала поклажа — в мглистом моросящем дожде серые горбатые мешки выглядели как валуны. Ява увидела Матиса из окна. Он замедлил шаг и, поколебавшись, стал привязывать лошадь к коновязи. Ява забилась в самый темный угол корчмы. Она так ждала Матиса, а теперь настолько застеснялась, что готова была спрятаться под одеждой, висящей на вешалке.
Матис вошел, остановился перед очагом и уставился на огонь, где, потрескивая, горел хворост. Нахмуренные брови Матиса казались выгоревшими. Ом попросил у корчмаря кружку пива. Закинув голову, он пил большими глотками, кадык его ходил взад-вперед. Ява ждала, что Матис спросит отца про нее. Стоя у очага, ослепленный светом огня, парень не мог сам заметить Яву.
Позже Ява не раз думала, почему Матис не почувствовал, что она близко, почему ничего не сказал. Повернувшись на каблуках, он поспешно вышел.
Ява тихонько, будто боялась звука своих шагов, прошла на середину комнаты. Она была уверена, что Матис сразу же вернется и увидит ее. Ее рука опиралась о стол, а пальцы скользили по прожилкам выскобленной доски, неизвестно что нащупывая в следах годичных колец. Может быть, она искала прячущуюся там истину, которая вонзилась бы ей в сознание подобно острой занозе и сразу сделала бы понятным непонятное.
Ява услышала скрип телеги Матиса.
Нарочито медленно она прошла через комнату к двери. Выйдя во двор, поначалу тоже никуда не торопилась. Наоборот, точно умышленно мешкая, подняла руки к небу, и на коже ее появились крошечные капельки измороси, как будто от испуга выступил пот.
Внезапно Ява кинулась бежать прямо через лужи, рот ее был открыт, словно она жадно хотела пить, пить дождь, как пиво, одурманивающее голову.
— Матис, вернись! — из-под лип крикнула Ява.
Она испугалась резких, повелительных ноток своего голоса.
