— Расскажите об этом подробнее, — попросил Шарль.
— Кто такие эти Розалия и Ларивьер, которые Находились при королеве? — спросила Елена.
— Ларивьер — тюремный ключник, впускавший к королеве судей со смертным приговором. Что касается Розалии, то это служанка госпожи Лебо, жены главного тюремщика.
— И они вам рассказали…
— Двадцать раз! Если это доставит вам удовольствие, красоточка, я повторю все дословно, вот только прочищу себе глотку…
Выговорив эти не совсем аристократические слова, сиятельный граф схватил со стола горшок сидра и залпом проглотил такое количество жидкости, которое ясно доказывало, что пребывание в тюрьме значительно повредило его хорошим манерам.
Опершись о стол, мадемуазель Валеран приготовилась слушать рассказчика. Глубоко сочувствуя несчастной королеве, она совсем забыла о собственных несчастьях.
Покачиваясь на громадных ногах, гигант начал.
— В ночь на шестнадцатое октября в тюрьме было объявлено, что суд вынес королеве приговор — смертная казнь! Около семи часов утра жена Лебо приказала своей служанке Розалии пойти к узнице и спросить, не хочет ли она чего-нибудь поесть.
Войдя в камеру, освещенную двумя свечами, она заметила в левом углу молодого жандармского офицера. Осужденная лежала на постели, одетая в черное с головы до ног.
— Госпожа, — пролепетала Розалия, — вы ничего не кушали вчера вечером и почти ничего за весь день… Не угодно ли вам чего-нибудь?
Королева горько рыдала:
— Дочь моя, — отвечала она, — мне больше ничего не нужно…
Розалия, подогревавшая всю ночь бульон и лапшу на своей жаровне, настаивала. Мария-Антуанетта предпочла бульон.
Когда он был подан, осужденная села на кровать, но едва смогла проглотить несколько ложек.
Около восьми утра служанка вернулась к королеве, чтобы помочь ей одеться. Мария-Антуанетта удалилась в проход, оставленный между стеной и постелью. Развернув чистую рубашку, она сделала девушке знак встать перед ней по ту сторону кровати, а сама, нагнувшись и прикрываясь платьем, собралась в последний раз сменить белье.
Тут жандармский офицер быстро поднялся. Подойдя к кровати, он стал у изголовья, глядя на королеву. Пленница тотчас же накинула на плечи платок и кротко сказала:
— Во имя целомудрия, позвольте сменить белье без свидетеля.
— Мне приказано не спускать с вас глаз ни на минуту, — отвечал тот.
Королева вздохнула и, накинув последнюю рубашку, оделась не в черное вдовье платье, сшитое ею самою, а в белый утренний капот. Под самый подбородок она повязала белую кисейную косынку, скрепив ее длинные концы на груди.
