Дочь очень талантливо умела громоздить ненависть и упреки к себе, до предела задавившие её сердце. С некоторых пор она не открывала рта для каких-либо слов, будто навсегда отреклась от своей досадной, волокущей судьбы. Совсем еще молодая женщина более всего страдала, что не могла опередить мать, собирающуюся умереть в совсем непредусмотренный срок. Она не любила светлый день, уже давно не смотрелась в зеркало, мутная, скучная зимняя ночь была для нее тем обиталищем, где еще можно предаться иллюзиям несостоявшимся, или угасшим на полпути и была лишь мечта, чтобы длилась ночь.
