Поднявшись на ноги, она также испытала резкую боль в спине, в том месте, куда он упирался коленом. Было ощущение, что он до сих пор был рядом. Из того, что она знала о Говарде, это могло быть правдой.
«Он набросился на меня лишь для того, чтобы дать мне подсказку? Подкинуть очередную загадку? Или потому, что полиция почти добралась до него? Он напуган?»
Оба варианта казались верными и Блэк предположила, что в каждом что-то есть. Тем не менее, ни один из них не облегчил ее состояние на данный момент. Все еще собираясь с мыслями, она подняла пакет с продуктами и свой телефон с земли. Взглянув на время, Эйвери сообразила, что пролежала здесь всего около двадцати минут. Видимо, он дал ей очень маленькую дозу яда.
Она немного отдохнула, встав на ноги и отходя от борьбы, а затем набрала Роуз, чтобы та открыла ей черный вход. И даже тогда она все еще чувствовала дрожь, будучи не в своей тарелке.
Уже войдя в дом дочери через две минуты, Блэк оглянулась через плечо, уверенная, что Говард Рэндалл следил за ней, находясь поблизости.
Они рано поужинали. Перенервничав, Эйвери не смогла съесть и половину своего сендвича. Она все еще ощущала те хаотичные эмоции, которые ей пришлось испытать за мусорным баком. Пока они ели, она рассказала Роуз о произошедшем, но лишь потому, что ей предстояло поделиться этим и с О’Мэлли. Она сомневалась, что это поможет убедить капитана в ее правоте, зато была уверена, что получит выговор из-за того, что Рэндаллу удалось уйти. Она решила, что в данном случае, может слегка исказить правду.
– Мам, это опасно, – сказала Роуз после того, как Эйвери описала события, произошедшие прямо перед домом. – Он знал, где ты была. Он следил за тобой. Ситуация выходит из-под контроля.
Пока Роуз драматизировала, Блэк подумала, что она не так уж далека от истины. Все ее внимание было занято новым убийцей, предположительно человеком, который установил манекен и бросил мертвого кота, а также попытками объяснить коллегам, что Говард Рэндалл тут ни при чем. И все это приходилось делать без помощи А1.
Даже без поддержки Рамиреса.
Тем не менее, она набрала номер О’Мэлли прежде, чем окончательно сорваться. Она рассказала ему все то же самое, что и дочери. Роуз слушала их разговор со своего места за кухонным столом, выглядя напуганно и раздраженно одновременно. Когда Эйвери повесила трубку, она посмотрела на мать так же, как делала это в возрасте тринадцати-четырнадцати лет, то есть хмурым взглядом подростка, критикующего все на свете.
