Не могут они сюда вернуться…
Может, он бы и смог, а Паня — никак! Тогда ведь в больнице она лежала три недели, потом отошла маленько, сюда вернулись, да не смогли здесь спать… а все деньги проклятые.
Да и не видели они радости от этих немецких денег, лучше бы их совсем не было!
Немцы совестливые оказались. Паня-то девчонкой с матерью в плену была, вот они за это теперь к каждому празднику ей денег присылают из Германии. И даже к Рождеству и Пасхе! Конечно, дочке отдавали — ей нужней: зарплата небольшая, одеться надо, а тут внук появился…
А у них с Паней все вроде есть — огород, коза опять же…
— Дед, ты где?
Ой, Сергей уже приехал, а он и не заметил.
Старик медленно дошел до дома. Уже смеркалось. Солнце катилось за соснами к закату, мягко освещая августовское небо, на котором не было ни облачка. Стволы сосен нежно розовели в последних лучах, ветки их тихо покачивались, прощаясь с уходящим днем.
— Дед, ты чего раскис? Садись давай! — Сергей резал колбасу, укладывал на хлеб, делая нехитрые бутерброды. Водочка уже была разлита в граненые стопки, каким-то чудом сохранившиеся с давних времен. Чокнулись, закусили. Сейчас бы огурчик солененький… «Надо в погреб слазить», — подумал Старик. И тут же вспомнил, что погреб пустой, — как пусто везде в доме, на чердаке… в душе.
После трех стопок Старика развезло и стало клонить в сон.
— Ложись, дед, — Серега разобрал постель. Нашлось какое-то белье, подушка, одеяло. Старик снял ботинки и лег, не раздеваясь. Липкий сон подполз к нему и увлек в свою бездну.
Замелькали рваные картинки: вот мать с сестрой, молодые обе, вроде на базаре.
А с ними Паня его… почему-то такая, как сейчас. Покупают кроликов маленьких, пушистых. Старик успел подумать: «Ведь у самих только что крольчиха окотилась, еще-то зачем? Сена опять же много надо…» И вдруг окрик: «Ну, сука старая, где деньги?» А как ОНИ-то на базаре оказались?
И не боятся среди бела дня…
Он в ужасе вскочил на постели. Огромная неприветливая Луна заглядывала в окно круглыми удивленными глазами. Кроны яблонь сомкнулись в сумраке ночи, скрывая под собой таинственные тени. Было так тихо, что любой шорох заставлял его вздрагивать. Он уже отвык от этой тишины в большом городе, где никогда не смолкали за окном звуки снующих автомобилей. Сейчас он был рад, что в соседней комнате похрапывает его внук. Здоровенный балбес, уж тридцатник скоро стукнет, а все в жизни неустроен. То одна была девка, женился на другой, мальчишка родился. Да быстро разругались, а теперь третья уже… как-то у них все быстро.
