Однако сейчас все изменилось. Кто-то сказал, словно невзначай:
— Ну, теперь вряд ли кто явится за салатом.
Это уж слишком.
— Думаешь, и сюда доберется?
До самого родника…
Однако брошенное слово идет своей дорожкой.
— Да не о крысе речь, а о заразе… Ведь вода — она вода и есть.
Зараза может идти только вниз по течению!
— А почему же, по-твоему, крысы все же поднимаются вверх?
— А когда вообще нет течения?
— Да, когда вода стоит в ямах?
— Всегда хоть тонюсенький ручеек, а все-таки бежит…
— Ну и ладно, пусть кто хочет берет салат, а я…
А в оклеветанной запруде вода в этом году как назло чище, чем когда-либо. На дне светится песок, как догадка в ясных глазах. И вода струится так быстро, что не успевает замутиться.
Отчасти виноват тут Корнет, который заварил кашу со своей бараньей головой.
— А у головы этой был только один глаз! — сказал Марселен. — Второй-то мой пацан утащил!
— Ничего подобного, — возразил Корнет. — У моей головы было два глаза, это я знаю точно. Даю руку на отсечение!
— Ну значит, где-нибудь валяется еще одна баранья голова, — согласился Марселен. — Что они там все обалдели, что ли?
Дело оборачивалось совсем удачно для Корнета. Может быть, и не без его стараний. Теперь с него не спросят, почему крысы оказались наверху. В ста метрах ниже его дома, близ последних бараков, в ручье гнила баранья голова, вся обсиженная зелеными мухами. И действительно, Андре вынул глаз совсем из другой головы и сделал это, кстати, очень осторожно, чтобы не испортить его. Завернутый в бумагу, глаз выглядел уже не так красиво, хотя Андре проделал все в точности, как показывал учитель. Лезвием таким же, как у них дома, учитель тщательно отделил коровий глаз. Андре сделал это ничуть не хуже. Первую баранью голову не бросили в ручей. Соседские ребята дали возможность Андре произвести свой опыт спокойно, не торопясь и не прячась… Да и голова была тогда совсем свежая, хоть вари ее…
Однако Корнет отправился прямо к Марселю. Он хотел повести его к своей бараньей голове, чтобы оправдаться совсем. Но Марсель не пошел.
— Не стоит дразнить их и показывать им нарочно, что мы следим за ними. И так хватает неприятностей! Давай не будем хоть мы добавлять их.
— Ну пускай тогда плывет к нам всякая падаль! — торжествующе заявил Корнет.
— Да брось ты эти громкие слова, — сказал Марсель.
Корнет, которого в поселке прозвали Корню[2], даже не подозревает, сколько неприятностей он наживет себе из-за этой бараньей головы. Пройдет немного времени, и на него посыплются насмешки и подшучивания. Сам, можно сказать, на них напрашивается.
