Однако мое сердце было разбито. Меня поглощала тоска, глодала тревога, я был в лихорадке. Я не мог ни есть, ни спать в должной мере. Бодрствовал я или дремал, мозг мой страдал от круговорота сомнений, предположений, страхов и надежд. Самое трудное в таком положении — полная неспособность на чем-то сосредоточиться. Я не мог открыто признаться в своей любви и в своей потере, не мог даже толком провести расследование, я не знал даже, кого именно искать! Я даже Дику не мог в полной мере передать все свои тревоги, все терзавшее меня смятение.
Любовь требует от нас смирения и молчания, но черты ее прорезаны по сердцу, а правила строги.
Не раз за эти дни я втайне покидал отель, когда все уже ложились спать, и брел в сторону холма Нокнакар. Проходя по селению, погрузившемуся в сон, я слышал, как кое-где лаяли собаки, но другие звуки не доносились до меня — разве что отдаленный шум прибоя. Не раз я промокал под дождем во время своих ночных прогулок — погода была весьма неустойчива. Но это меня не останавливало, физический дискомфорт даже нравился мне, он отвечал глубоким страданиям моей беспокойной души.
Я старался на такие ночные прогулки уходить пораньше, чтобы избегать разговоров и расспросов. Дня через три-четыре в отеле обратили внимание на состояние моей одежды и обуви и решили, что пора обратиться ко мне. Управляющий предостерег меня от одиноких блужданий в ночи, рассказав о двух опасностях: во-первых, в окрестностях в последнее время не раз замечали грабителей — бродяг и нищих, которые искали в темноте легкую добычу; во-вторых, напротив, я мог привлечь внимание полиции, которая склонна в любом одиноком ночном путнике подозревать разбойника.
Вторая опасность показалась мне даже более досадной, чем первая, так что я решил разумным оповестить всех о своей привычке к поздним прогулкам, чтобы избежать недоразумений. А потому я попросил миссис Китинг каждый вечер оставлять в моей комнате молоко и хлеб с маслом, так как после долгой ночной прогулки я могу проголодаться. Она выразила удивление, и я пояснил, что изучаю местные красоты, которые по ночам выглядят особенно удивительными благодаря эффектам лунного света. Мои намерения произвели сильное впечатление на хозяйку, и вскоре между слугами пошли слухи, которые моментально распространились далеко за пределы отеля и наконец достигли бдительного полисмена, уроженца Ольстера, который неожиданно нанес мне визит как-то утром. Я поинтересовался, чему обязан такой честью. Ответ его был вполне выразителен:
