– Говори.
Бегун сглотнул, как можно более незаметно, и посмотрел на Резаного снизу вверх.
– Сколько зим у тебя на плече, Резаный? – спросил он.
– Шестнадцать, – ответил тот, не снимая пальца с курка.
– Хотел бы ты обмануть Беспощадного, бро?
Ствол автомата врезался ему в плоть, но Бегун даже не изменился в лице.
– Беспощадного нельзя обмануть.
– Книжный Червь говорит, что можно.
– И ты хочешь, чтобы я поверил в эту чушь, парковый?
– Я хочу, чтобы ты пошел с нами и убедился сам.
Резаный смотрел на него сверху вниз неприятным холодным взглядом.
– Ты зовешь меня ловить твоих беглецов?
– Это не беглецы, бро. Это шанс жить вечно.
Резаный неприязненно ухмыльнулся.
– Нельзя жить вечно.
– Но можно жить очень долго. Три жизни. Четыре. Это почти вечно, Резаный. Для нас это вечность.
Резаный подумал, а потом кивнул.
– Тебе нужны бойцы.
– Ну конечно, – согласился Бегун. – Я зову тебя не потому, что тебя люблю. Просто с твоими челами, лошадьми и ган-карами мы сможем сделать больше, чем без них.
– И я смогу обмануть Беспощадного?
– Или мы оба сможем, или оба проиграем – как повезет.
– Если это подстава, парковый, то я отберу у тебя не оружие, не людей, я отберу у тебя жизнь…
– Договорились, – кивнул Бегун. – У меня на плече отмечено семнадцать зим, Резаный. И если я промахнусь, то меня накажешь не ты – Беспощадный. Сам подумай, кто из вас страшнее?
* * *
Дома нависали над улицами в прямом и переносном смысле. Оплетенные зеленью огромные кубы, покосившиеся параллелепипеды, странные ржавые конструкции, словно построенные специально, чтобы дать опору лозе и побегам плюща и винограда.
На некоторых улицах уже поднялся лес, причем немолодой – густой, с подлеском, такие улицы они объезжали.
Вокруг было настоящее птичье царство, воздух буквально дрожал от криков пернатой живности, но это не радовало, потому что если хоть с одного из небоскребов в Даунтауне за окрестностями следил наблюдатель, то взлетающие в воздух стаи птиц четко обозначали их путь.
Утешало одно – темнело, а темнело в Сити совсем не так, как на Пустошах.
Небо над бывшими домами было еще светлым, голубым с добавлением розового, а на улицах уже сгущалась тьма, и, по мере того, как она наступала, птичий гомон становился тише, пернатые ныряли в зелень – за нею прятались пустые проемы окон – и исчезали.
– Надо будет убраться отсюда до утра, – сказала Белка, глядя на мелькающие над ними длиннокрылые силуэты. – Только ленивый не понял, что тут кто-то есть…
