И тут я вплотную подошёл к одному из наиболее острых вопросов. С восприятием символического уровня политики и власти мы с вами более-менее разобрались. Но это ведь касается только аудитории, так сказать, народонаселения. Именно об этом шла речь. Тогда как политика складывается не только и не столько в соответствии с представлениями о ней народа или с политическим поведением масс. Конечно, известны исключения, в том числе и в нашей истории, однако если говорить в целом, то народ скорее реагирует на политические сигналы, причём часто именно так, как того ожидают… Кто? Кто ожидает? Кто формирует эти сигналы, кто направляет их народу с расчётом на вполне конкретную реакцию?
Обычно их называют «элиты». Подразумевая под этим некий перечень групп, обладающих определяющим влиянием на политику. А во многих случаях — практически полным контролем. Полный контроль не достигается элитами только потому, что они друг с другом не мирятся, конкурируют. То есть, попросту говоря, то и дело норовят вцепиться друг дружке в глотки и схарчить, потому что ворон ворону, конечно, глаз не выклюет, но вот отпихнуть от выклёвывания постороннего деликатесного глаза — это пожалуйста. Помните, чуть выше я упоминал «закулисье» и писал, что ширма, то есть публичная, показная политика, тоже очень важна? Вот именно: тоже. Даже в театре судьбу спектакля во многом решает закулисье, хотя и аплодисменты, и недовольный свист адресуются и достаются сценическим исполнителям. Говорят, без публики не может быть спектакля, но ведь это не так: сегодня публика есть, завтра нет, а спектакль всё равно идёт. А вот без актёров и особенно без закулисья никакого спектакля точно не будет.
Безусловно, театральная аналогия не является ни точной, ни полной, как, впрочем, и большинство аналогий. Но она неплохо иллюстрирует значимость того, что скрыто от глаз постороннего наблюдателя. Народ остаётся именно посторонним наблюдателем в политике, за исключением кризисных ситуаций, когда вся политика определяется действиями волнующихся масс, и ситуаций электоральных, когда мнением и восприятием народа внезапно начинают интересоваться тучи моих коллег-политтехнологов. И даже на выборах влияние собственно голосования политики стараются свести к минимуму. Как политтехнолог я вообще обязан высказать сомнения в том, что сегодняшние электоральные технологии в руках политических сил и СМИ оставляют хоть какой-то шанс избирателям повлиять на политический процесс. Полностью отрицать ничего не возьмусь, поскольку есть исключения, но в целом электоральное поведение, голосование — это вполне управляемый процесс, по крайней мере со второй половины XX века. Так что даже в электоральных ситуациях значимость народного участия остаётся номинальной. Это позволяет в некотором смысле считать любую электоральную демократию антинародной, без всяких преувеличений.
