Судьба открытия | страница 89
Сегодня днем великий князь принимал в одной из дворцовых гостиных. Перед ним, еле-еле приткнувшись на кресло, сидел некто, похожий на лысого елочного деда. Дел был с красным носом и в мундире действительного тайного советника; из-под белоснежной мохнатой бороды поблескивали ордена и ученые знаки: магистерские, докторские, богословских и светских наук.
Великий князь слушал.
- Вы, ваше высочество, сами тонкий знаток, - говорил ему дед, подобострастно наклоняясь и в то же время сверкая сердитыми глазками. - Да мне ли учить вас? Вы вспомните: что, удалось алхимикам в своих ретортах создать гомункула, искусственного человека? Разве можно отделить науку от религии… э-э… дух от материи? Вы не прогневайтесь… Но разве можно отделить? Нет, ваше высочество! Не так ли? Только дух, - старик поднял руку со скрюченными пальцами, затряс ею над своей лысиной, - только вечный дух властен творить из мертвой материи живую! Ни флоры, ни фауны смертные создать не могут. Тлетворные воззрения материалистов, по счастью, ныне опровергнуты наукой. И лишь жалкие неучи и шарлатаны… - глазки старика округлились, он заморгал воспаленными веками, тыкал пальцем, уже в сторону великого князя, - неучи и шарлатаны, не понимающие божественной природы бытия…
Константин Константинович слегка усмехнулся:
- Перебью вас, извините, профессор. Какого вы мнения о замыслах сего Лисичкина… Лисицына, то есть? На прямой вопрос ответьте.
Голос великого князя был глухого тембра; в произношении чувствовался английский акцент.
- Лжец! - воскликнул дед, едва ли не подпрыгнув в кресле. - Лжец и вымогатель! Дерзнул вам написать бессовестную ложь! Наукой строго установлено: не в состоянии… - он багровел от ярости при каждом слове, - люди… содеять в бутылке то таинственное, что волей божьей творится в живом растении!..
Константин Константинович поощрительно кивнул. Подумал, что человеку не переступить через пределы, положенные богом. Здесь - аксиома. Ну, ясно, и чего же больше нужно? А его секретарь становится невыносимым: он себе позволил вызвать, кроме этого профессора, еще другого, по собственному выбору, не академика, а просто так - с университетской кафедры. Зачем еще второй профессор? Все - из-за вздорного прошения. Стоит ли оно того!
Вот - близость шапки Мономаха. Вместо музыки, вместо стихотворных ритмов приходится вникать в заботы низких душ: какой-то сахар там, крахмал… из дыма, черт их знает, чепуха какая!..
Вздохнув, великий князь поднял взгляд к висевшей на стене картине. На ней был изображен Христос в Гефсиманском саду.