- Нешто, Василь Иваныч, без следов управишься?
- Дур-рак! Под матрац смотрел?
- Ничего там нет. Обыкновенно, кровать.
Раздавались и другие голоса. Голос внушительный, барский:
- Никифоров, вы книги перетряхивайте. Бумагами я сам займусь.
- Слушаюсь, господин ротмистр! - отчеканил дребезжащий тенорок.
Переодетый в штатский костюм ротмистр, нагнувшись у стола, просматривал бумаги и тетради. Переодетый вахмистр Никифоров тут же в кабинете брал с полок книгу за книгой, читал названия, одним нажимом пальца с ветерком прокидывал страницы. А косоглазый Фролка, наведя в спальне достаточный на свой взгляд порядок, перешел в лабораторию.
- Василь Иваныч, вы здеся? Глянь, как в посудной лавке! Ей-богу, аптека!
- Я те пошатаюсь без дела! В шкафу ищи: письма, может, спрятаны. Или прокламации какие. Что увидишь - скажешь.
Скрипнули дверцы большого шкафа.
- Мать честная! Василь Иваныч, банки с чем-то. Нехорошо пахнут.
- Банки не тронь. Смотри за банками, под банками.
- Стекляшки, черт их поймет, в вате разложены. Кишка резиновая. Чашечки махонькие… целый ящик. Железки всякие. Ах, чтоб тебя!
Пустая колба выскользнула из рук Фролки, звонко разбилась на паркете.
- Легче, слон окаянный! - процедил Василь Иваныч сквозь зубы. - Горе с тобой наживешь! Сказано - не тронь: не твоего ума занятие. Отойди от шкафа!
С фонарем в руке вошел ротмистр. Строго спросил:
- Что разбили?
- Бутылку пустую, ваше благородие.
- Я вам говорил? Предупреждал? А ну, поди сюда, кто виноват. Иди, говорю!
Фролка с видимой неохотой сделал в сторону ротмистра два шага. И тут зацепился сапогом о протянутый по полу электрический провод, резко покачнулся, и из-за его пазухи выпали настольные часы в серебряной оправе.
Ротмистр наотмашь ударил его по лицу:
- М-мерзавец! Положить сейчас же на место!
- Всегда он, ваше благородие, - угодливо сказал Василь Иваныч. - Беда с ним работать. Либо нашкодит, либо сворует. А замки отмыкать - первый в Питере мастер!
…Вернувшись домой, Лисицын сразу заметил: в квартире что-то не так. Дверь из кабинета в лабораторию открыта, - уходя, он ее закрывает непременно. На полу битое стекло. Вдруг он вздрогнул от тревоги: что случилось?
- Егор Егорыч! Егор Егорыч!
Тишина.
Он пробежал по всем комнатам, на ходу поворачивая выключатели. Везде зажглись лампы.
«Кто-то был. Конечно, кто-то был. Воры?»
В лаборатории - фильтры на месте. Приготовленные накануне по новому способу вещества, жидкости в мензурках, навески порошков в бюксах стоят, как и утром и днем стояли. Воры к ним не прикасались. Но на полу - осколки разбитой колбы и рассыпанная, растоптанная ногами толченая пемза. На подоконнике часы из спальни. Они испорчены, погнуты, словно сильным ударом. Не успели их, значит, унести или забыли в спешке.
