– Я тоже!.. Да! Я тоже, Роберт. Одна… Но нет, теперь уже не одна! Просишь, ждешь. Почему так? Люди по-разному переносят потери, мне так кажется. Страдают по-разному. Когда мой сын жаловался в детстве, приходил, плакал… Или обижался, что дети с ним не играют, я говорила: они просто ничего не понимают.
– Ах, психотреп, болтовня и детский лепет. Теории! Фрейд! Оставь, Люба.
– Почему? Ведь было же за что ей тебя не любить? Или ты не обижал ее? Ты меня извини, Роберт… Я читала… Вот почему Томпсон так ненавидел тебя?
– Может, потому, что у меня был роман с Кэй. К тому же я не совсем… хорошо с ним обращался. Он переврал мои лучшие стихи. А считал себя «специалистом по Фросту»…
– А у тебя и вправду был с ней роман?
– Хе-хе… Был, не был. Кто знает?
– А Томпсону ты не смог простить? У тебя такое самомнение, Роберт?
– Да, можно сказать, что у Роберта было такое самомнение, даже отчасти мания величия. Или просто плохой характер.
– Зачем так? Что значит «у Роберта было»? А ты? Кто ты и кто он?..
– О-хо-хо… Смешная девочка. Я Роберт. И он Роберт.
– Я запуталась… Ты – это он или не он?
– Я – это я, и я – это он. А он – это всего лишь он.
– Я не понимаю…
– «…Мужчина должен попросту забыть, что он мужчина, с женщиной толкуя…»[33] Не надо понимать, ничего не надо пытаться понять, Любочка. Я не был бунтовщиком. Не хотел никого обижать, не было у меня жажды ниспровергать, доказывать. Я знал и умел одно – писать. И это у меня тоже хотели отнять. Знаешь ли ты, что это?.. Да, ты знаешь… Неверие, нежелание принять такого, такую, как есть. С тем, что есть. И с отсутствием того, что ищут в тебе.
– Я поняла. Ты – это он. Все то, что было им, сущность… квинтэссенция…
– Ничего ты не поняла… Ну да ладно. Поначалу я отовсюду уходил. Может, потому, что не видел разницы между собой тем, который находился в стенах учреждения, пусть даже интеллектуального учреждения, и тем, кем я был вне его стен.
– Я знаю! – Вскочила и подошла, дотронулась до руки. Большие, натруженные руки крестьянина. – Я тоже! Куда бы я ни пришла работать, мне кажется, что я уже не существую вне этого места. Не существую вне моей семьи, ребенка, желаний мужа…
– Глупости! Люба, ты неумна. Прости меня, девочка. Но при чем здесь ты? Я тебе рассказываю… Впрочем, пусть будет, как ты хочешь. Какая разница? Так слушай, я сам себе не доверял. Я стал ощущать, что лишь от меня самого зависит понять, есть ли во мне этот дар, могу ли я, смогу ли я. Если прежде мое мнение о себе зависело от моих учителей, включая мать…
