Избранное | страница 69
Знаменитый собор Юрьева-Польского, куда более интересный, нежели Дмитровский храм во Владимире, почти весь облеплен позднейшими скверными пристройками, безжалостно впившимися в сказочные рельефные украшения соборных стен. Когда-то эта красота очистится от грубых придатков и кто выведет опять в жизнь этот удивительный памятник?
Деревянная церковь на Ишне около Ростова, этот прекрасный образец архитектуры северных церквей, обшит досками и теперь обносится шаблоннейшим заборчиком, вконец разбивающим впечатление темно-серой церкви и кладбища с тонкими березами. В медленном разрушении теряют лицо живописные подробности Новгорода и Пскова.
И но перечесть всего погибающего, но даже там, где мы сознательно хотим отстоять старину, и то получается нечто странное. После долгого боя отстояли красивые стены Смоленска, "с великим тщанием" законченные при царе Борисе. Теперь даже кладут заплаты на них, но зато из старинных валов, внизу из-под стен вынимают песок.
Я хотел бы ошибиться, но под стенами были видны свежив колеи около несочных выемок, а вместо бархатистых дерновых валов и рвов под стенами бесформенные груды веска и оползни дерева, точно после злого погрома. Вот тебе и художественный общий, вот и исторический вид!
И это около Смоленска, где песчаных свободных косогоров же обнять взглядом [Чтобы составить понятие о грандиозности смоленских стен, ср.; И. И. Орлова, Смоленская стена, Смоленск, 1903]. Обыкновенно у нас принято все валить на неумолимое время, а неумолимы люди, и время лишь идет по стопам их, точным исполнителем всех желаний.
Вокруг наших памятников целые серии именных ошибок, и летописец мог бы составить любопытный синодик громких деятелей искажения старины, И это следует сделать на память потомству.
IV
Несколько лет назад, описывая великий путь из варяг в греки, мне приходилось, между прочим, вспоминать:
"Koгда-то кто-нибудь поедет по Руси с целью охранения наших исторических пейзажей во имя красоты и национального чувства?"
С тех пор я видел много древних городищ и урочищ, и еще сильнее хочется сказать что-либо в их защиту.
Какие это славные места!
Почему древние люди любили жить в таком приволье?
Не только в стратегических и других соображениях тут дело, а широко жил и широко чувствовал древний. Если хотел он раскинуться свободно, то забирался на самый верх местности, чтобы в ушах гудел вольный ветер, чтобы сверкала под ногами быстрая река или широкое озеро, чтобы ае знал глаз предела в синеющих, заманчивых далях. И гордо светились на все стороны белые вежи. Если же приходилось древнему скрываться от постороннего глаза, то ие знал он границы трущобности места, запирался он бездонными болотами, такими ломняками и буераками, что у нас и духу не хватит подумать осесть в таком углу.