Он нашел дочь на балконе. Она сидела, закутавшись в пальто, подняв воротник, и курила.
— Что ты здесь делаешь?
Она не ответила. Ему хотелось спросить: «Почему?», но не хватило сил — он только сглотнул тяжелый комок, застрявший в горле.
— Пойдем! — сказал он.
Они спустились вниз.
— Можно я не пойду домой? — попросила дочь.
Он посмотрел на часы. В пять он должен быть на работе — в своей маленькой деревянной диспетчерской, откуда отправлялись автобусы по нескольким загородным маршрутам.
— Я с тобой, ладно?
Дочь сунула свою руку в его, они зашагали рядом. Можно было бы подъехать, но он всегда ходил до автостанции пешком, по одним и тем же улицам, мимо одних и тех же зданий: серых и мрачных зимой, нежных и светлых летом по утрам. Дочь молча шагала рядом, он тоже молчал, но в конце концов не выдержал, спросил:
— Ты всю ночь была там?
— Да.
— Почему?
— Так…
— Почему ты не хочешь вернуться домой?
— Не знаю.
— Вернись. Мама очень волнуется.
— А ты?..
Ему хотелось сказать ей что-то важное, что-то очень серьезное и большое, но он не знал что и только сжал ее ладонь.
Окна диспетчерской светились — значит, пришла уборщица, пожилая угрюмая женщина, она подметала пол, полив его водой большими правильными полукругами.
Дочь уселась возле батареи, он снял и повесил на вешалку плащ, прикрыл окна, вытащил из старомодного шкафа пачку бумаг, разложил на столе.
На остановке уже ждали первые пассажиры, в считанные минуты образовалась темная молчаливая очередь. С деловитым уютным урчанием подошел первый автобус. Шофер раскрыл дверцы, пассажиры хлынули внутрь. Шофер тем временем вошел в диспетчерскую, сказал громко:
— Доброе утро, бай Сотир!
— Здорово, Мишо. Как дела?
— Отлично. Я по третьему маршруту?
— По третьему.
Шофер закурил, взял за горлышко графин с водой и стал пить, жадно и шумно.
— Рано ты просолился!
— Бывает.
Он пил, а сам с любопытством поглядывал на Аню. Потом спросил:
— Девушка едет?
— Это моя дочь.
— А-а-а…
Шофер вышел. Вскоре взревел мотор, дверцы с треском захлопнулись, и автобус растаял в уходящей вдаль улице.
Уборщица принесла пакет совсем еще теплых пончиков.
— Бай Сотир, угощайся!
Они устроились на стульях возле батареи: он с дочерью и уборщица — и молча жевали пончики, а в это время за окном выстроилась очередь еще длиннее прежней. Показался следующий автобус, и все повторилось, только на этот раз шофер не пил воду, а взял у них два пончика.
Аня, согревшись, целый час сидела возле радиатора и смотрела в окно. На улице рассвело, но люди — и мужчины, и женщины, и старики, и ее ровесники — продолжали стекаться с обоих концов улицы, собирались, у железного парапета, громко о чем-то разговаривая, или молча жевали булочки и банички
