Петьо нажимает на дверь, она скрипит и с треском открывается. Но в этот момент сноп света слепит ему глаза, он поднимает руку к лицу и отступает на шаг.
В пустой даче раздается смех.
— Ну ты даешь, вот это да!
Шелла держит в руках ключ и радуется как ребенок. Холодные мурашки обжигают его будто огнем. Он готов кричать от обиды. Она понимает это и спешит его успокоить. Нежно касается рукой, ласкается с осторожной преданностью котенка. Все это длится лишь несколько мгновений. Его сильные руки хватают ее за талию, высоко поднимают и опускают в кровать на болезненно белую простыню…
Профессор Икономов продолжает лекцию. На классной доске появляется новый чертеж.
— Сектор E, — поясняет профессор. — Общее устройство.
Сейчас Кольо спокойно держит руку Лили. Бичи продолжает отгадывать кроссворд. Сула читает роман и вздыхает. Доре привязывает к косичке красную ленточку… Шелла, наверное, еще спит на даче. Белое одеяло откинуто, белеет ее белоснежная грудь.
Первое, что он увидел, — поразительную белизну ее груди — два возвышения, поднимающиеся на бесконечном холме.
Ему не до пуговиц. Легкий треск — и белизна становится бесконечной, привлекательной.
— Не спеши, глупыш!
А глупыш спешит. Платье летит на персидский ковер. Шелла ищет его губы, горячая рука Петьо скользит по ее спине, ему становится трепетно и радостно…
Петьо придвигает подушку, облокачивается. Шелла ерошит его волосы. Ничем не поддерживаемое пламя гаснет так же быстро, как вспыхнуло. Кажется, на даче кто-то есть. Незнакомые портреты смотрят со стен. В пепельнице окурки, выкуренные другими. Петьо взглядом окидывает комнату, через дверь рассматривает холл, замечает позолоченную статуэтку: два голубя протягивают друг другу клювы и не могут дотянуться. Потом он поворачивается на спину, разглядывает белый лепной потолок…
К возвращению Диньо Крика тетя Мара побелила общежитие и уселась в ожидании на солнышке. Она думала, что когда Диньо это увидит, то обрадуется и скажет ей: «Благодарствую».
Крик вошел, осмотрел подсыхающие стены и с досадой смял сигарету:
— И как ты могла так опростоволоситься?
Тетя Мара стала оправдываться:
— Да я так, для красоты, Диньо…
— Для красоты, для красоты, — рассердился он. — Побелила. Да разве здесь нужен белый цвет? Белое — это больница. И что за оттенок. Когда-то мать клала в побелку синьку. Получалось что надо.
На другой день общежитие синело, будто была собрана вся синева неба.
Петьо не знает: возможно, это Диньо Крик внушил ему болезненное отношение к белизне. Гипсовый белый потолок, белый чертеж раздражали его своей бесцветностью.
