Совсем иссякнув, она опустилась на жакетку, Славик плюхнулся рядом:
— Зин, дай пожевать, и пить охота.
Зина достала из сумки узелок с хлебом и вяленую рыбину, Аля добавила к этому свои «запасы», все разделили на четыре части и, пригласив Пану, стали есть, поочередно запивая чаем из бутылки Зины.
— А вы люди, — поев, сказала Пана. — Спасибо. Я — осоавиахимовка, послана сюда по заданию, — многозначительно посмотрела она на новых друзей. — Вас-то я сразу определила: школьники и нянька.
Зина обиженно поджала маленький рот, а Славик возразил:
— Мы почти правильно, школьники, но работали на заводе, а это моя мама Зина.
Пана снисходительно улыбнулась, а у Зины кровь бросилась в лицо, оно стало смугло-кирпичным, а глаза засияли, как у молоденькой.
— Ладно, мне все едино, теперь за дело, фашист не станет ждать, когда мы все подготовим для встречи. Ты, былинка, возьми обычную лопату, совковая после нужна будет.
Аля смутилась. Как это ее угораздило схватить совковую лопату? От всех этих встреч-расставаний расстроилась, соображать перестала? Взяла обычную штыковую лопату, и дело пошло.
В просторе гулял ветерок, обдувал разгоряченные работой лица, а где-то недалеко поухивали выстрелы пушек. Небо в облаках, высоких, белесых, не пропускающих солнца. Казались они тут сиротливой кучкой забытых людей…
— Обедать не пойдем, — сказала, распрямляясь, Пана. — Закусили неплохо, нечего время терять на хождение, покрепче поужинаем, шабашить, как стемнеет. — И сожалеюще вздохнула: — Рано темнеет.
Работая, Аля чувствовала в руках силенку. А все завод. Копала почти наравне с Зиной, но Пана со Славиком шли лучше, у нее опыт, а он все же парень, покрепче Али, хотя и моложе. Крепышка Зина оказалась сноровистой, не жаловалась, рыла и рыла.
— С детства огороды копать приучена, а тут огород в глубину, — и осталась довольна своей шуткой.
Намаялись все же крепко, возвращались почти в полной темноте, еле волоча ноги. В столовой их встретил Яша.
— Позже всех! Садитесь, ешьте, мои золотые.
На свежевыструганных столах — неубранные миски и ложки, кружки… Много же здесь людей, а они никого не видели. Освободили край одного из столов, уселись на лавки, и Аля почувствовала, что не поднимется, вся налита свинцом-усталостью. А еду подали такую, что и не мечталось: вареная картошка с куском мяса каждому, и хлеб, белый хлеб! Чай, а к нему сахар. Но есть не хотелось, Аля только вздохнула: маме бы такой ужин. Пана приказала:
