Натка, небольшая, плотненькая, смотрела в румяное крупное лицо Горьки с нестрогим осуждением. А он только бровями поигрывал, поддразнивая свою названую сестренку. Аля досадовала на слабость подружки, для нее самой Горька был как разгаданный ребус «найди охотника». Откуда бы ни смотрела, видела всего: самовлюбленный искатель приключений. Натке же все казалось, что он из тех, «кого мама не любила». Этой громадине мамина любовь, как слону цветочек, он уже с няньками на Тверском зубоскалит.
Ответ Пашки прозвучал печально, он даже сам расчувствовался, шмыгнул пряменьким носиком, унаследованным от мамы, в прошлом красавицы.
— Не торопи, может, не увидимся вовсе… слышал обращение Сталина? Ну вот.
— Нормальное обращение, чего это ты? Сам же с нами пел «Смело мы в бой пойдем…».
— «…И как один умрем…» — не закончив, Пашка примолк.
— Паш, там же ничего похоронного, у Сталина. Быть готовыми, сплотиться…
— Мы, пионеры, всегда готовы! — вскочил Горька. — Врагу наше уныние очень кстати… — и плюхнулся обратно в притворном испуге, хлопая глазами.
Дверь отворилась, и в комнату внесла свой огромный живот Муза. Ее припухшие губы зло оттопырились:
— Тебе дружки ближе жены и ребенка? А ну, домой!
Неумело обняв ее за шею, Пашка поцеловал жену в щеку, и она вдруг заплакала, жалостливо и бессильно.
— Ладно, женуля, доревешь дома, пошли.
Поправляя светлые волосы крупными розовыми руками, Натка нетерпеливо поглядывала на Горьку. Им пора домой, а он и не двигается. И Аля погнала Горьку:
— Ты решил вместо меня тут ночевать?
— Жестокая ты, — засокрушался Горька. — Через некоторое время обвздыхаешься: хоть бы Егорушка пришел… Вот убьют, будешь знать.
— Что это на вас с Пашкой накатило? — рассердилась мама. — Не кличь беду, сама явится.
— Со мной ничего не стрясется, я, Анастасия Павловна, заговоренный.
— Разговорчивый. С малых лет такой, — улыбнулась мама.
Вышла Аля с Горькой и Наткой на крыльцо, а там Пашка с Музой шепчутся. Постояли все вместе, послушали тишину двора, и вдруг из дверей громыхнула Нюрка Краснова:
— Ой, Муза, да у тебя двойня будет, расперло донельзя!
— А тебе завидно? Не сумела родить, так другим не мешай, — больно задела Муза Нюрку, но, увидев подходившую осанистую свекровь, добавила: — Теперь и один в тягость.
Свекровь завелась с ходу:
— Об этом, Муза, надо было думать, когда Пашу окручивала.
— В точку, Вер Петровна, — поддакнула Нюрка. — Чего посеешь, то и пожнешь.
От этой перепалки Пашка подался к воротам, там и догнала его Аля:
