— Да не похож он на пресвитерианца, — подал голос Джимми.
— Пасть закрой, — велела Делия.
— И еще мы кое-что заметили, — сказала Филомена. — Ты со странностями.
— Правда? — улыбнулся Мэйлахи.
— Правда-правда, — заверила его Делия. — Мы почти сразу заметили, и нам это не понравилось.
— И улыбочка у тебя хитрющая, пресвитерианская, — поддакнула Филомена.
— А, это… — сказал Мэйлахи. — Это у меня зубы такие.
— С зубами и со странностями или без оных, а на девушке ты женишься, — объявил Томми. — Пойдешь к алтарю как миленький.
— Ох, — сказал Мэйлахи. — Жениться-то я пока и не собирался. Работы нет, и я не смогу содержать…
— Нет уж, женишься и точка, — отрезала Делия.
— Пойдешь к алтарю как миленький, — повторил Джимми.
— Ты-то хоть пасть закрой, — сказала Делия.
И они гордо удалились.
— Вот это я влип.
— Да уж, попал как кур в ощип, — отозвался Джоуи. — Если б ко мне такие крошки поболтать пришли, я б сразу в Гудзон сиганул.
Мэйлахи принялся думать, как бы выпутаться из этой передряги. От получки у него еще оставалось несколько долларов, а в Сан-Франциско или еще где-то в Калифорнии жил его дядя. Не податься ли ему в Калифорнию, подальше от пышногрудых сестриц Макнамара и их угрюмых муженьков? Точно, так он и поступит, а пока нужно обмыть это решение ирландским виски. Джоуи налил чего-то такого, что чуть глотку Мэйлахи не прожгло.
— Да уж, точно ирландское! Никак сам черт это пойло сварил.
— Знать не знаю, ведать не ведаю, — пожал плечами Джоуи. — Я только наливаю.
Однако это все же лучше, чем ничего.
— Пожалуй, надо еще выпить, и себе, Джоуи, тоже налей, и вон тех двух приличных итальянцев неплохо бы спросить, что они пить будут. О чем, ты толкуешь, Джоуи, конечно, я при деньгах!
Проснулся Мэйлахи на скамье на вокзале Лонг-Айленда от того, что коп стучал дубинкой ему по башмакам. Деньги куда-то делись, значит, придется остаться в Бруклине, где сестрицы Макнамара так и норовят съесть его живьем.
* * *
Ненастным мартовским днем, в праздник Святого Иосифа, через четыре месяца после «дрожи в коленках» Мэйлахи и Анджела обвенчались, а в августе родился ребенок. В ноябре Мэйлахи напился и решил, что пора бы выправить сыну метрику. Он собирался назвать его Мэйлахи в честь самого себя, но клерк не понял, что он там спьяну бормочет, да еще и с северным акцентом, и в метрике написал просто Мэйл[13]. И только в декабре Мэйла наконец окрестили в соборе Святого Павла и нарекли Фрэнсисом в честь деда по отцу и славного святого из Ассизи. Анджела хотела дать ребенку еще одно имя, Манчин, в честь святого покровителя Лимерика, но Мэйлахи заявил — только через его труп. Нипочем не будет его сын носить лимерикское имя. С одним-то именем попробуй жизнь проживи. И вообще, все эти вторые имена — дурацкая американская традиция, тому, кого назвали в честь святого из Ассизи, какое-то еще одно имя без надобности.
