Перед первым облучением мне сделали КТ в отделении радиологии. Помню, это было поздно вечером. Процессом руководила Алия Катифовна: она велела спуститься нам с Яной в подвальный этаж, и мы послушно спустились. Внизу все очень красиво было оформлено под дерево: все для того, чтоб людям приятно и не страшно было облучаться. За тяжелыми дверями со значками радиационной опасности находились линейные ускорители. Я ходил от двери к двери и читал названия на табличках. Появилась Алия Катифовна и позвала меня за собой в одно из помещений. Яна на удачу пожала мне руку. Я сказал: не волнуйся, это всего лишь КТ, мне уже раз десять его, наверно, делали. Я пошел за радиологом. В кабинете я привычно лег, куда сказали, привычно расслабился, когда сказали расслабиться, и привычно закрыл глаза, чтобы думать о чем-нибудь другом. Все это было слишком обычно. КТ — это скучно. Ты только иногда лениво размышляешь, как будто это касается не тебя: что же на снимках? Вот в этот самый момент радиолог смотрит на снимки и знает, что там, может, снова растет опухоль, а может, опухоли нет; а я не знаю. Каково ей понимать, что она знает, а я еще нет и что скоро ей придется мне, к примеру, сообщить, что опухоль снова растет, это ясно видно на снимках. Думает ли она об этом, подбирает ли слова, чтоб смягчить новость. Впрочем, это были довольно скучные мысли. Я отгонял их и думал о другом: о том, как мы с Яной поедем в путешествие. О том, как мы пойдем вдоль берега горной реки по тропинке, протоптанной лесорубами; как где-то рядом будет пахнуть смолой и дымом. Как вокруг стемнеет, и как нам станет немного тревожно. Я думал о выдуманных страхах; они заслоняли страх смерти.
Наконец, медсестра позволила мне подняться; немного кружилась голова. Я увидел, как за оконцем в стене Алия Катифовна и другой незнакомый мне специалист в белом халате склонились над мониторами; рассматривают мои снимки. Подождите, пожалуйста, в коридоре, сказала медсестра. Я сказал: конечно, и вышел. Яна привстала с кресла: ну что? Я пожал плечами: ждем.
Мы ждем примерно полчаса. Яна играет в змейку на телефоне. Потом мы пытаемся поймать в подвале интернет: безуспешно. Появляется Алия Катифовна; встаем и идем за ней. По дороге Алия Катифовна встречает своего пациента; получается задержка минут пять, потому что им надо переговорить, пациента следует утешить, им обоим нужно пошутить и, попрощавшись, еще две минуты поговорить на отвлеченные темы. Это немного раздражает, но мы послушно ждем, потому что знаем, что и нас будут потом утешать, и с нами будут потом шутить и говорить на отвлеченные темы; потому что это адский котел, в котором мы все здесь варимся. Мы сворачиваем за угол. На двери наклейка радиационной опасности. Мы заходим внутрь вслед за Алией Катифовной. Это предбанник. Слева — коридор, ведущий к линейному ускорителю номер один, а справа другой коридор, ведущий к линейному ускорителю номер два. В предбаннике кушетка, пяток офисных кресел и операторский пульт: несколько мониторов, на которые с камер наблюдения, расположенных в процедурных кабинетах, приходит изображение; кроме того, по сети передаются необходимые данные: время работы ускорителя, доза поглощенного излучения и так далее. Сейчас за пультом сидит медсестра Лена, толстая веселая женщина, шутящая всегда как бы немного отстраненно; она как будто шутит и с тобой, и как будто в пустое пространство. Большую часть процедур мне придется провести под ее наблюдением. Линейный ускоритель справа пустует, а на кушетке линейного ускорителя слева лежит пожилая женщина. Черно-белое изображение показывает ее неподвижное тело: как будто она умерла. Лена говорит: скоро заканчиваем. Ничего-ничего, говорит Алия Катифовна, не спешите. С мальчиком придется повозиться, только составили план. Она называет меня мальчиком; впрочем, меня в онкоинституте довольно часто называют мальчиком. Я слишком молод для этого места. Хотя я видел ребят и моложе. Примерно в одно время со мной в отделении лежал парень лет двадцати; ему чистили шею. После чистки лимфоузлов его шея выглядела как деревянная палка, на которую посажена голова пугала; выпученные глаза смотрели пугающе. Но парень сохранял оптимизм. Он даже пошло шутил с медсестрами, а медсестры пошло шутили с ним в ответ. Им нравился его пошлый настрой. Не знаю, что с ним потом стало.
