У меня появилась мысль спросить цыганчат о шкатулке; но тут же пропала: все равно не ответят. Я продолжал осматривать асфальт. Один из мальчишек, тот, что помладше, вдруг громко заревел. Старший что-то ему втолковывал. Младший брел по разлинованной для бега асфальтовой дорожке. На нем была майка, сверху рваная куртка (по такой-то жаре), полинявшие брюки на несколько размеров больше, чем надо, отчего он часто цеплялся за штанины и спотыкался. Старший толкал его в плечо, что-то говорил злым голосом. Младший вдруг остановился и попытался ударить старшего ногой с разворота, удар он, верно, подсмотрел в каком-то кино, но у него не вышло, он неуклюже шлепнулся на задницу и заревел пуще прежнего. Старший злобно засмеялся. Я хмыкнул.
— Эй, дяденька! — Старший уверенно шагнул ко мне.
— Ну?
Он остановился неподалеку, руки в боки. Из переднего кармана рубашки у него торчала початая пачка сигарет. У него был веселый, злой взгляд. Я подумал, что не могу представить, чтоб Влад глядел на кого-то так в свои шесть лет; в шесть он был сущий ребенок. Он и сейчас, по сути, дитя.
Старший цыганчонок повернулся и показал на младшего, который возился на асфальте, пытаясь встать.
— Хочешь, я этого побью, а? Он мой брат. Хочешь, побью?
— Зачем это мне?
— Ты мне сотню дашь и посмотришь, как я его бью. Идет?
Я покачал головой:
— Не надо.
— Я его все равно побью, — сказал старший. — И ты мне сотню дашь.
— Не дам я тебе ничего.
— Я все равно побью.
Он повернулся, чтоб уйти.
Я позвал:
— Эй, слушай.
Он остановился.
— Ты тут шкатулку не видел? — спросил я. — Моя дочь потеряла шкатулку.
— Шкатулку? — переспросил он.
— Такую небольшую деревянную коробочку с крышкой, — сказал я. — Лежала где-то во‑он там, у забора. Но ее там сейчас нет.
— Я не видел, — сказал старший цыганчонок. Он оживился. — Но знаешь кто видел? Дядя Артур видел, он тебе скажет. Пошли к дяде Артуру. — Он протянул руку. — Пошли, пошли. — Глаза его лукаво и зло блестели. — Дядя Артур видел, он скажет. Поговоришь с ним.
— Некогда, — сказал я. — С дядей Артуром как-нибудь потом поболтаем.
— Да не ссы, — сказал он. — Дядя Артур видел, он тебе скажет. Пойдем. Пошли, пошли.
— Иди вон брату помоги лучше, — сказал я. — Встать никак не может.
Старший цыганчонок обернулся и, ругаясь под нос, поспешил к брату. Помог ему встать и для придания ускорении пнул ногой под зад. Младший, не переставая реветь, двинулся в сторону школьных ворот, старший — за ним, что-то выговаривая прямо в ухо. Я проследил за ними, пока они не завернули за угол школы; потом еще раз обошел площадку возле забора. Шкатулки не было. Я решил, что дальнейшие поиски бессмысленны. Солнце поднималось выше, становилось жарче. Скоро воздух станет как парное молоко. Меня снова затошнило; пора идти домой, если не хочу, чтоб вырвало прямо тут. Была, конечно, идея после поисков немного побегать возле стадиона, но я понял, что сегодня от нее придется отказаться. Я наклонился, чтоб пролезть под решеткой.
