Я пожал плечами.
— Ну не важно, — сказала Яна. — Есть еще несколько недочетов, которые надо исправить.
— Эй-эй. — Я нахмурился. — Я тебя почитать просил, а не недочеты искать. Пусть остается так, как было.
— Кое-что я бы поправила. Ну не дуйся. Книга мне нравится, правда. Ты же знаешь, если б не понравилась, я бы тебе сразу сказала. И ты ее допишешь, понял? Не смей забрасывать. Я хочу знать, чем все кончится. Просто я боюсь, что ты с кем-нибудь поссоришься, когда книга выйдет. У тебя и так немного друзей осталось.
— Это потому, что с мертвыми не дружат, — сказал я. — А для многих в июне 2015-го я стал все равно что мертвец.
— Ну хватит, — сказала Яна. — Развел тут. Можешь ничего не править, оставляй как есть. Но я тебя предупредила.
— Предупредила, — согласился я. — И я подумаю, может, и уберу что-нибудь про твоего драгоценного Врочека. Но только самую малость. А в целом, как думаешь? Читать будут?
— Не знаю, — подумав, сказала Яна. — Правда, Вов. Людям страшно. Мне давно не страшно, даже очень интересно читать такое, потому что я в этом варюсь уже два с лишним года. Мне про тебя интересно. А люди боятся. Вот я со знакомой недавно на эту тему хотела поговорить, она сначала такая «да-да», и вроде бы интересно ей, а потом быстро на другую тему перевела. И видно: боится. Людям очень страшно про рак.
— Ясно, — сказал я.
— Ты Брегису книгу дай, — сказала Яна. — Он давно от тебя книгу требует, пусть почитает и скажет, интересно это ему или нет.
Я покачал головой:
— Она пока еще не готова. Рано.
— Смотри сам.
Я поднялся.
— Слушай, а ведь была какая-то шкатулка, да? — вдруг задумчиво произнесла Яна. — Ты меня про нее спрашивал вроде. Или нет? Вот я думала, что не была, а теперь прочла твою книжку, и мне уже кажется, что была. Уже даже, кажется, вспоминаю что-то такое. Вот, блин. Совсем ты мне мозги промыл своей книжкой.
Бегать я начал в апреле 2016 года: сразу после киберножа и второй химии. Решил, что надо держать себя в форме. Кроссовки, спортивный костюм, стакан минералки и — через рощу, туда и обратно. Потом мимо спорткомплекса СКА, по территории у стадиона, вверх по дорожке к лесонасаждениям. Поначалу выматывался быстро, часто останавливался, чтоб отдышаться. Но через несколько дней свыкался. А тут и следующий курс химии подоспевал: лежишь после него, как убитый, пару дней, отходишь. К бегу приходится привыкать заново: снова задыхаешься, ноги ватные, в голове шар из мутных образов. Бежишь по роще, ветки хлещут по лицу, а ты не чувствуешь. Думаешь об одном: вон до того дерева — и перерыв. Или вон до того куста. Ладно, до оврага. Но больше — нет. И опять: по склону оврага, наверх, мимо тропинки, прямо по свежей молодой травке. Наверху не выдерживаешь, останавливаешься. Господи, еще и тошнота: ворочается склизкий клубок где-то между желудком и горлом. Идешь вперед: надо привыкать, бороться. Все тебе повторяют: борись, не сдавайся. И ты слушаешь эти чужие сочувственные слова, и борешься, и не сдаешься. Снова бежишь. Снова задыхаешься, но все равно бежишь. С каждым днем бежать все легче, но едва-едва наступает хоть какое-то облегчение, как снова химия. С каждым курсом все сложнее отходить после препаратов. Уколешь дексаметазон — становится легче. Как будто какое-то просветление наступает; но нельзя ведь постоянно на дексаметазоне сидеть. Надо задействовать внутренние резервы организма. Надо бежать.
