Помню, как Яна впервые осматривала полость глаза с фонариком на голове, с пинцетом в трясущейся руке. Прошел только месяц или даже меньше после операции, в полости еще хватало ран и воспалений. Яна боялась, что ткнет неудачно куда-нибудь пинцетом и проткнет мне мозг. Когда она доставала корку в первый раз, то приговаривала: ой, мамочки. Ой, господи. А я совсем не боялся, было даже немного смешно. Говорил ей: ну же, смелее, видишь, я не боюсь. Яна говорила: дурак! Не представляешь, как это страшно. Все-таки я не врач! Я говорил: не волнуйся, я тебе полностью доверяю. На следующий день руки у нее дрожали меньше. Потом совсем привыкла. Со временем я сам наловчился проверять орбиту и убирать корки; впрочем, мне с одним глазом это было сложно, особенно если корки нарастали где-нибудь справа или проваливались вниз, к горлу, так что совсем от помощи Яны я отказаться не мог.
Теперь же я использовал фонарик на голове, чтобы найти шкатулку. Но ее нигде не было. Я осмотрел каждый уголок, вытаскивал из кладовки старые коробки, заглядывал под сложенные здесь старые вещи; ничего. Она как сквозь пол провалилась.
Подошла Майя:
— Папа, что ты ищешь?
Я сказал:
— Шкатулку. Такую маленькую… — Я попытался изобразить руками, как выглядит шкатулка, и махнул рукой. — Да нет, ничего. А ты что делаешь?
— Рисую, — сказала Майя. Лицо и руки у нее стали разноцветными из-за фломастеров. — Хочешь посмотреть, как я рисую?
— Сейчас, радость моя. — Я зашел в спальню, потрогал Яну за плечо; она сидела за компьютером в наушниках, смотрела ютуб. — Ян, ты точно не… — Она не слышала. — Яна! — позвал я.
Она сняла наушники; лицо у нее стало испуганное:
— Что такое? Тебе плохо? Может, надо уколоть дексаметазон?
Я покачал головой:
— Все нормально.
— Суставы не ломит? Где-то еще оставался пакетик нимесила.
— Не. Помнишь, я спрашивал у тебя про шкатулку? Никак не могу ее найти. Слушай, может, ты где-нибудь ее видела? Такая совсем небольшая, деревянная, а сверху коричневая кожа.
— Нет, не видела.
— Я ее в кладовке спрятал вроде бы, но сейчас найти не могу.
— Ты же знаешь, я в кладовку вообще редко лезу, у тебя там черт ногу сломит.
— Ну-у… — протянул я.
— Вот бы прибрался там заодно, — сказала Яна, — а то такой бардак. Ну не сегодня, ладно, ты сегодня только после химии, но хотя бы на выходных.
— Что ты требуешь от смертельно больного человека, женщина! — возмутился я.
Она засмеялась:
— Нашелся тут смертельно больной!
Я вернулся в гостиную. Майя лежала на полу, рисовала фломастерами на бумаге. Увидев меня, жалобно попросила:
