Тварь произносила эти слова издевательским голосом, и я вроде бы поверил ей, потому что и впрямь: нельзя же и вправду думать, что Фантомас существует на самом деле, а значит, нельзя не поверить, что я сошел с ума, ну пусть не совсем, но все-таки какой-то психоз есть, есть эта паранойя и эти необоснованные страхи, и есть эта тварь, которая на самом деле я, который говорит с самим собой, во все это было несложно поверить, если принять правду, что никаких потусторонних существ не существует, что бояться надо только по-настоящему, вот, например, рака, потому что настоящих страхов хватает, зачем нырять в выдуманные, зачем нам вообще страх, когда проще ничего не бояться, вы только посмотрите, какая прекрасная спокойная белизна вокруг, совершенство плоскости и чистоты, вот к этому и надо стремиться, к плоскости и двумерности бытия, а эта черная тварь рядом только все портит, черное пятно на белом фоне, и глаза блестят как звезды, предвкушают, и шкатулка между нами, такое лишнее темное пятнышко, возьми шкатулку, сказала тварь, ну же, возьми ее.
Тут что-то произошло со мной, потому что я издал какой-то странный звук, то ли всхлип, то ли громко выдохнул, по крайней мере толстый мужик с соседней кровати повернул ко мне голову и пошевелил мясистыми губами, хотел что-то спросить, но передумал и отвернулся к окну, расположив руку поудобнее, чтоб лекарство свободно поступало в вену. Я же снова мог двигаться: я пошевелил руками, постучал ногами о матрас, господи, я снова могу двигаться, это счастье. Но шкатулка не выходила у меня из головы. Я пытался вспомнить, куда ее засунул, после того как вернулся с ней домой из бомбоубежища. Может, она так и осталась лежать в рюкзаке?
Помню, в тот день за мной приехала Яна. Мы решили хоть как-то отпраздновать последний курс химии, зашли в маленькую блинную на Ворошиловском. У них подавался недорогой суп с брюссельской капустой; я где-то вычитал, что брюссельская капуста полезна при онкологии, и заказал его. Яна заказала блин с ветчиной и сыром. Кроме того, мы взяли по стакану морса. Получился очень скромный праздник; но мы жутко боялись грядущей неизвестности. Мало ли когда опять понадобятся деньги. Мы стукнулись стаканами. Яна сказала: больше никогда не болей. Я спросил: слушай, ты не помнишь, куда я дел шкатулку? Яна спросила: какую шкатулку? Я сказал: да нашел однажды в одной из заброшек, деревянная такая шкатулка.
— Красивая? — спросила Яна.
