Казалось бы, душераздирающие публикации о самоубийстве бледного одутловатого поэта-новатора должны были отпугнуть народ от Секондхенджа. За границей, кстати, так бы оно и произошло. У нас же, как всегда, случилось обратное. Уже к вечеру первого дня окрестности неолитического капища заметно оживились. Городские приезжали на внедорожниках, сельские большей частью приходили пешком — и всё ради того, чтобы подобраться к прогалу меж каменных столпов, посмотреть на спрутообразный дубок и, обмирая от сладкого ужаса, увидеть на одном из его корявых щупалец обрывок столыпинского галстука.
Этим, впрочем, и ограничивались. За мегалиты никто не совался — слава богу, ума хватило.
Преобладали, конечно, праздные зеваки, однако появлялись и принюхивающиеся рыльца делового пошиба — из самых вёртких да востреньких: журналисты, агенты туристических фирм, всевозможная колдовская шушера.
Был среди них фоторепортёр политически нейтральной газеты «Баклужинец», долговязый унылый тип, обладавшим драгоценным для нейтральной прессы качеством — появляться на месте съёмки не раньше чем через сутки с момента сенсации. Особо распространяться о нём не стоит, поскольку личность это малоинтересная, да и участие его в излагаемых событиях весьма незначительно.
Запоздало сфотографировав обрезок галстука, он зачем-то решил обойти Секондхендж по периметру, залез в болотце, вылез, поискал иных путей, забрёл на какой-то взгорок, увенчанный тремя дубами, где ощутил некую дрожь в воздухе, лёгкий озноб во всём теле и услышал невнятные замогильные голоса. Повеяло сенсацией — и этого было достаточно, чтобы многоопытный газетчик удалился оттуда на цыпочках, не гневя судьбу и даже не пытаясь запечатлеть слабое дрожание воздуха меж стволами.
* * *
— Ну, этот хоть сообразительный, — буркнул старый колдун Ефрем Нехорошев, неприязненно глядя вслед прыгающему с бугорка на бугорок фоторепортёру. Приподнялся со складного туристического стула и, запахнув поплотнее шубейку из Чебурашки, воссел вновь. — Говорил же, не выйдет спокойно потолковать…
Оба его собеседника виновато крякнули. Настояв на том, что встречу следует провести где-нибудь подальше от людских глаз, они явно недооценили нездоровое любопытство баклужинцев. Даже ещё и рассесться как следует не успели, а уже прозвенел издали восторженный мальчишеский голос: «Гля! Во алкаши городские наглеют! Стулья принесли, гля!..». И пришлось Ефрему Нехорошеву с Платоном Кудесовым к неудовольствию товарища Викентия принять колдовские меры предосторожности. Ну да ради конспирации на что не пойдёшь!
