Переговоры с Аланной и ее подчиненными прошли гладко. Захару хватило пятнадцати минут, чтобы убедить обеспокоенных сотрудников в том, что проверка пройдет в штатном режиме и будет произведена в нерабочее время, так что репутация бутика не пострадает.
Лавиния забрала заказ Эбигейл, включавший два вечерних платья, два пиджака, роскошную шелковую юбку, пальто и великолепный шарф из плотного шелка, которым Лавиния с радостью придушила бы корыстную девицу, отлично понимающую, что даже если сегодня эти наряды стоят целое состояние, то завтра они будут бесценны.
Когда они шли к выходу, Лавиния задержалась у манекена со своим любимым предметом одежды, который всегда был визитном карточкой бренда. Захар проследил за ее взглядом, и в его глазах вспыхнул огонек узнавания.
— «Koza», — благоговейно прошептала Лавиния. — Вот как она выглядит в готовом виде. Это я и пыталась объяснить.
Это была всего лишь комбинация, ничего больше. По идее, она заслуживала лишь мимолетного взгляда, но несколько мгновений Захар стоял как завороженный.
— Как?..
— Это волшебство, — вздохнула Лавиния. — Иван был настоящим гением.
— Каким он был? — Захар сам удивился своему вопросу, но знал, что от Лавинии услышит хотя бы часть правды.
— Тираном, — не раздумывая, ответила она. — Ему стоило щелкнуть пальцами, и Нина готова была бежать, куда он скажет. Все были готовы бежать. Он любил женщин и не скрывал этого, встречался с ними под самым носом у Нины. Его последняя любовница даже стояла рядом с Ниной у его смертного одра… Бедная Нина, она всегда выглядела такой несчастной. Уверена, что он бил не только сыновей, но и ее…
Захар почувствовал, как в нем просыпается незваная жалость к матери. Он уже был не рад, что задал этот опасный вопрос.
— Но он действительно был гением. — Лавиния обвела взглядом бутик, полный удивительной одежды, созданной его неординарным умом. — И видит Бог, Нина любила его.
Ее телефон пискнул, и она достала его из сумочки, чтобы прочитать сообщение. Через секунду она криво усмехнулась:
— Это Жасмин.
Захар мог поклясться, что на мгновение в глазах Лавинии блеснули слезы. Он понимал, что за этой непроницаемой доброжелательной маской скрываются боль и отчаяние. Он сделал самый благородный жест из всех возможных на тот момент:
— Ты мне завтра не понадобишься.
Она ответила не сразу.
— Мне что, просто посмотреть на крах Дома в новостях?
— Да. И лучше уволься по собственному желанию, — продолжил он. — Я прослежу, чтобы тебе заплатили хорошую неустойку. — Он увидел, как она сжала губы, и поправился: — Справедливую неустойку. Можешь потом сказать, что была против моей политики и уволилась из принципа.
