Скорость на спидометре начала падать: сто двадцать. сто. восемьдесят. семьдесят. шестьдесят. Я резко повернул самолет направо – прочь с дороги, в поле, и остановился в сотне ярдов от трактора с прицепом, направляющегося прямиком к нам.
Я включил интерком.
– На борту самолета детонаторы, через четыре минуты они взорвутся. Откройте все выходы, включая аварийные, выходите из самолета и бегите как можно дальше! Любой, кто попытается войти в рубку, будет убит на месте. Слава Израилю! Свободу евреям Советского Союза!
Задний борт прицепа откинулся, и взгляду предстал вертолет «Аэроспатиаль Пума», а за ним еще два. Все машины гордо несли на бортах надпись золотыми буквами: «Французский вертолетный транспорт».
Трактор и трейлер остановились у хвоста самолета. В трейлере, среди прочего, лежал свежий труп с новенькими зубными протезами. Должно быть, ни одному мертвецу на свете не посчастливилось получить такие тщательно изготовленные вставные зубы, как этому безвестному бедолаге, поступившему к нам из анатомического отделения «Слона и замка». Труп принадлежал солдату, умершему от сердечного приступа. Свое тело он завещал на благо родины – и теперь, быть может, с гордостью взирал на себя с небес, довольный тем, что стал, пусть и посмертно, важным участником секретной операции.
Вставные челюсти трупу подарили для того, чтобы легче было его идентифицировать. Во всем до мельчайших деталей они соответствовали зубной формуле сэра Айзека Квойта – и я чертовски надеялся, что на борту самолета, за штурвалом которого сейчас сижу, сэр Айзек все-таки найдется.
Один за другим пассажиры выпрыгивали из самолета и бежали через поле, причем замглавы КГБ Стачинов бежал быстрее всех. Не таким уж крутым парнем он оказался, и похоже было, что дома его ждет нелегкое объяснение с начальством.
Послышался стук в дверь рубки: три быстрых удара, пауза, два помедленнее, пауза, еще три быстрых. Я открыл. На пороге стояли двое французских фермеров в синих джинсовых комбинезонах. Однако от обычных фермеров их разительно отличали пистолеты-пулеметы «Стерлинг» в руках и балаклавы, скрывающие лица.
– Можно идти, сэр. Мы нашли сэра Айзека.
– И где он был?
– В грузовом отсеке. В переносном курятнике, среди двух тысяч кур.
Еще две минуты, и три «Пумы» взмыли в небеса. Я смотрел вниз: на обнаженное поле, на раскинувшуюся посреди поля серебристую птицу с красными звездами на крыльях и серпом и молотом на хвосте, на толпу людей, что, словно перепуганные муравьи, толпились в нескольких сотнях ярдов от самолета. Вдруг из окон самолета вырвались два оранжевых языка пламени, за ними повалил густой дым. Огонь, словно лезвие ножа, полыхнул по всей длине огромной машины, и самолет скрылся в клубах дыма и пламени. Я взглянул на человека рядом – высокого крупного мужчину с девятидневной щетиной, в измятой одежде, с изумленным и растерянным взглядом.
