— Пусть. Раз ты так рада меня видеть, значит, я успел вовремя. Или нет?
Я загадочно улыбнулась. Его тепло, присутствие и голос опьяняли не хуже вина.
— Тебя так долго не было… Ты хоть знаешь, что прямо сейчас должна быть объявлена моя помолвка с…
— Знаю, — он выдохнул, скрипнув зубами. — Кати, я пытался с тобой связаться. И не было ни дня, чтобы я не сходил с ума от безысходности, — я не мог приехать раньше, понимаешь? Я посылал теней и вестников много раз. И всё безрезультатно, — он говорил, взвешивая каждое слово, сдерживая себя, стараясь сохранять спокойный тон. — Скажи мне одну вещь — ты действительно по своей воле соглашаешься на помолвку с ним? Ты его… любишь?..
— Я не знаю…
Конечно же, я знала, но боялась себе признаться. Выкинуть кольцо, наконец развернуться и обнять, не отпускать!..
— Будь моей женой, — он напряжённо сцепил свои пальцы с моими, держа руки по бокам. Кажется, он теребил пальцами родовое кольцо Теор Коинов.
— И ты на меня не сердишься?..
— Я не в праве. Я пожалел тебя, когда ты так испуганно посмотрела на браслет. Мне хотелось, чтобы ты сделала осознанный выбор. Не хотел давить, и времени было мало. А надо было всё же настоять.
Моменты трогательного расставания, первого в жизни свидания и настоящего поцелуя вновь ярко предстали перед глазами, будоража чувства с новой силой! Это стало последней каплей — я была пьяна, меня захлёстывала эйфория! Тепло и неожиданная слабость охватили всё тело до пальчиков на ногах. И я поняла, что если сейчас выйду и скажу владыке Актариона обещанное «да», то буду потом жалеть всю оставшуюся жизнь. Потому что между чувствами, которые я испытывала рядом с Жаном и рядом с Лео, была огромная разница! …Хотя бы в том, что от Жаника сейчас было противоестественно отлипнуть, не говоря уже о том, чтобы куда–то отойти…
Я ощутила лёгкое касание к волосам на затылке — то ли целовал, то ли случайно коснулся… И толпу оголтелых мурашек после этого!
— Жан… — тихо позвала через плечо, улыбаясь.
— Мм? — нежный поцелуй в висок, и на нас уже начинают коситься.
— Я отдам кольцо. Помолвки не будет. Но только… — я закусила губу, — больше не исчезай…
Облегчённый выдох, вырвавшийся из мужской груди, вызвал умиление — я тоже волновалась!
— Моя лань… — он с нежностью прошептал это обращение, обнимая снова, и уже не ладонями.
Никто меня так больше не называл. И эти звуки отдавались глубоко в душе, разливаясь давно забытым теплом, безо всякого протеста и сопротивления.
