Навстречу шла худенькая девушка в джинсовом костюмчике. Прохор уважительно посторонился, и та преспокойно прошла мимо окаменевших Калины и Тимофея, не проявив к ним ни малейшего интереса.
— Чёрт пужливый! — выругалась Калина. — От хвоста свово убежать хотел, что ли?
Прохор вышел на улицу, за ним Тимофей и Калина с ведуном на руках.
Справа поодаль стояли машина скорой помощи и полицейский уазик. Под окнами первого этажа ходили люди.
— Поди, Тимоха, послухай, апосля обскажешь, — Прохор перехватил у него сумку и, не оборачиваясь, пошёл за угол.
Калина слегка замешкалась, приноравливаясь к неудобной ноше.
— Ну, ты чего? — ухнул, как из бочки, Прохор. — Примерзла, что ли?
Калина, как старая цирковая слониха, подстёгнутая хлыстом дрессировщика, рывком стронулась с места и потрусила за благоверным.
Прошуршав через колючую поросль шиповника, разросшегося в палисаднике, чета Сурогиных нырнула в кустистые заросли сирени и скрылась за углом. Тимофей, ощутив внизу живота тягостные позывы сходить по нужде, заскочил обратно в парадную; между ног прошмыгнул чей-то облезлый кот с рваным ухом.
«…Поди, послухай, — малодушно перебирал Тимофей. — Туды тольки сунься. Враз скрутят…»
От страха перед неизбежной вылазкой в самую гущу событий, Тимофей стал почти невидимым: обмяк, осунулся.
«Пересидеть, что ли, да уйти восвояси, — метался в сомнениях Тимофей. — А чего скажу? Надо сходить».
Из подъезда Тимофей вышел не спеша, стараясь держаться прямо, достойно, но к месту доковылял уже древним сгорбленным старичком, причём боком (шаркающим приставным шагом), не совсем понимая от затяжного испуга — продолжает он идти или топтаться на месте.
Между тем голоса стали разборчивее.
— Если бы не берёза.
— Нельзя его шевелить.
— Ну и чего? Он тут до утра будет валяться?
— Сейчас подъедут. У них ортопедические носилки…
— Ну, как он, Марин?!
— Нас ещё с тобой переживёт! Шину тащи!
— Ну, долго он там?
— У него служба. Протокол оформит и подойдёт.
— Правильно. Как на работу, так чтоб без опозданий, а домой можно и припоздниться. Хоть бы раз за сверхурочные заплатили. У меня, может, каждый день со стресса начинается, потому как встаю по будильнику.
— Михалыч! Деньги зло!
— Ага, и чем их меньше, тем они большее зло.
Подкатила вторая машина скорой помощи. Из неё вылез молодой рыжий доктор в очках: подтянутый, резкий; на правой щеке косой шрам. Он подошёл к лежащему на подмятых ветках шиповника телу и присел на корточки. Кашин сдавленно постанывал. Рядом стояли медсестра и врач, подъехавшие ранее.
