– Мы не будем говорить об этом.
Аллегре хотелось вырваться и убежать. Но в то же время она жаждала, чтобы он удерживал ее вечно.
– Тебе лучше вернуться в дом. Оставь меня, – угрюмо бросил Кристиан. – Неужели ты не понимаешь, что происходит? То, что существует между нами. Оно всегда было. И во время нашей близости, когда ты не знала, кто я такой. С кольцом в честь помолвки, подаренным тебе другим мужчиной, и с маской на лице. И когда маска была сорвана с моего лица. Эта связь существует. Так что иди в дом, и тогда, может быть, я не прикоснусь к тебе снова.
Аллегра думала о том, что ей следовало вырвать свою руку и убежать, спасая свою жизнь. Свой рассудок. Но она сидела, не в силах пошевелиться.
– А что случится, если я останусь?
Кристиану следовало прогнать ее, что было таким очевидным. Но он не собирался, и это тоже было не менее очевидным.
Он не мог понять, когда проиграл эту войну. Когда пригласил ее на пляж? Или когда привез на этот остров? Или в тот вечер на балу в Венеции, когда подошел к прекрасной незнакомке с копной темных локонов, которые ниспадали на ее медово-золотистые плечи, напоминая ему о солнечном свете и тепле.
Хотя не важно когда, важно, что все-таки проиграл. И теперь, глядя в лицо Аллегры, у него не было ни малейшего желания возвращаться в прошлое и возвращать все как было.
Он сжал ее руку еще крепче и потянул к себе. Аллегра удивленно ахнула, и ее губы приняли форму мягкой, идеальной буквы «О», и Кристиан тут же вспомнил тот самый момент на балу, когда он взял ее за руку.
И тогда он подался вперед, чтобы взять то, что не смог взять тогда, когда его лицо скрывала маска. Когда они оба были спрятаны друг от друга и от остального мира.
Но разве могла она когда-нибудь по-настоящему спрятаться от него?
Кристиан смотрел в глаза Аллегры, которые несколько недель назад полыхали страстью к нему.
Он поднялся с кресла и потянул Аллегру к себе. Она ухватилась за его руки, чтобы не упасть, и он обнял ее за талию и завладел ее губами.
И в этом поцелуе Кристиан почувствовал то самое тепло и солнечный свет. И то мерцающее безрассудное влечение, которое он невзлюбил с того самого момента, когда впервые встретил ее.
Он обвел ее губы кончиком языка, а потом снова проник в ее рот, заявляя на нее свои права. Аллегра принадлежала ему, и только ему. Кристиан никогда не был первым ни у одной из своих женщин, и в том, что он лишил девственности именно Аллегру, было что-то невероятно предосудительное и вместе с тем восхитительное.
