Славен и звонок будет твой путь,
Будешь ты светом рода людского,
Здравицы они все скажут тебе.
Ты моё счастье, храбрый мой львёнок!
Бадыноко — вот кто был мой герой. Ему в детстве предвиделось великое будущее, так же, я думал, и мне. Сосруко — предводителя Нартов, я не любил. Почему? Да потому, что мой старший брат был назван его именем. Жаль, как поздно приходит прозрение.
Между тем «обряд посвящения» продолжался. Тех, кто выдержал первые испытания, а нас таких осталось всего пять человек из восемнадцати малолетних дурачков — искателей приключений. Странно, но как мне удалось выжить — не представляю. Что стало с остальными, поначалу, хотелось спросить. Но, после того, как нас, нагими, закопали по шею в землю, желание осталось только одно — чтобы скорее всё это кончилось. Нет, в этот раз нас не били, всё было гораздо хуже. Земля в горах очень холодная, тело переставали ощущать уже через десять минут. Оставалась только боль. Дикая, страшная, пронизывающая мышцы, кости, душу. Если кто начинал плакать, его тут же успокаивали — один из боевиков становился над ним и мочился ему в лицо. Сначала это было как наказание, а потом просто так, потому, что физиология требовала. Стыдно, страшно, отвратительно, мерзко. Когда на следующий день нас откопали, то избили ещё раз. Как это назвали — «оздоровительный массаж». О Аллах! Как я хотел всё вернуть обратно и забыть тот день, когда меня шайтан занёс в горы. Зачем я сунулся в эти кусты орешника — сам не понимаю. Соответственно там и получил по голове. Когда очнулся, то уже был в лагере ваххабитов.
Это только наша молва рисует из них героев и мучеников. На самом деле — уроды, каких мало. Я это понял с первого дня, когда один из них подойдя ко мне, улыбнулся щербатым ртом, из которого дохнуло смрадом:
— Какой милый мальчик!
Я был напуган до коликов и не понял, чего он от меня хочет. Но тут рядом возник Исхак:
— Он мой, ты слышал, отродье ифрита!
Щербатый открыл, было, рот, но тут же заткнулся под взглядом Исхака.
— Всё самое лучшее тебе! — Злобно просипел он, отворачиваясь.
— Не переживай, мальчик, всё это, — Исхак повёл рукой вокруг, — ненадолго. Ты же пришёл к нам, чтобы стать героем, правда?
Я, судорожно сглотнув, кивнул. Боевики, стоявшие кругом, заржали.
— Тогда терпи, всё только для того, чтобы ты прославился!
И, правда, я терпел. Терпел всё — боль, унижение, стыд, страх. Особенно страх. Единственной отдушиной в череде унижения были занятия с имамом Абдаллой. Он давал нам зачатки закона Шариата, суры Корана. Только с имамом Абдаллой мы могли просто поговорить, спросить его, о чём-либо. Только он относился к нам как к людям. Близорукий, в больших очках, но его светлые зелёные глаза, казалось, могли заглянуть в самый дальний уголок души. Он часто говорил:
