Однажды, когда я, как всегда, копался в моторе, подошёл Дитрих и сказал загадочную фразу:
— Как ты себя чувствуешь, Збышек?
Я выпрямился, стоя на бампере:
— Нормально, а что случилось?
— Да, в общем-то, ничего, — пожал плечами Дитрих, снял очки и стал их протирать, глядя на меня светло зелёными газами, — как ты смотришь на то, чтобы съездить домой, на выходные.
— Так я же недавно ездил.
— Я думаю, что не вредно будет тебе побывать дома ещё раз. Лето заканчивается, работы у нас нет, поэтому будет не плохо тебе немного отдохнуть.
Я прикинул, что и верно, лишний раз порадовать маму, хотя она и не очень одобряла то, чем я занимаюсь, но каждый раз философски, со вздохом замечала, что нужно ведь кому-то это делать.
Дитрих, хоть и немец, относился ко мне по отечески, не слишком опекая, но и не давая спуску в моих просчётах. И вот сейчас я посчитал его предложение за причуду, хотя должен был смотреть немного дальше. Впрочем, в шестнадцать лет ещё не принято далеко заглядывать. А нужно было. Стояло лето тридцать девятого, самый его конец, а городок, в котором всё происходило, назывался Освенцим.
Не стоит описывать радость моих домочадцев. Пускай меня это немного утомляло, но, вместе с тем было очень приятно. А в этот раз как-то особенно. Собственно, всё было как всегда, может быть сейчас, сквозь призму событий, мне кажется тот приезд как что-то особенное, не знаю.
Возвращался я с тяжёлым сердцем, почему не мог понять.
А на следующий день пришли немцы. Всё, что было до этого, можно было забыть. Новый порядок, новая жизнь, новые люди и новые нелюди. Приказы комендатуры, обязующие всех евреев пройти обязательную регистрацию.
В один из дней Дитрих, пригласив меня к себе в кабинет и, убедившись в том, что двери плотно закрыты, сказал:
— Запомни, Збышек, отныне ты мой племянник, зовут тебя Михаэль, ты приехал ко мне из Кенигсберга. Твоя мама, моя сестра Магда, умерла, и ты остался совсем один.
Я вытаращился на него:
— Я конечно не против, но почему?
— Ты читал новый закон о регистрации евреев? — он снял очки и грустно посмотрел на меня подслеповатыми светло-зелёными глазами, — Так вот, я не хочу, чтобы ты канул в неизвестность. Поверь, я знаю, о чём говорю. Ты мне очень нравишься, я не прочь видеть тебя своим сыном, но все знают, что я никогда не был женат. А вот племянник в Кенигсберге действительно есть. И сестра моя, Магда, действительно умерла. Поэтому, будем придерживаться такого расклада.
