«Докуда мы будем, как звери лесные, метаться и жить в великом страхе и постоянном бережении».
За последние годы много пришло в бега за Камень люду никонианского: из беглых заводских крестьян, солдатов и варначья разного.
Недружный народ тот был: злой, буйный и не артельный. Жил он сам по себе и кержацких законов не придерживался.
«Мы не староверы, — кричали они на сходках, — и вашего мира не признаем. Мы сами по себе, а вы нам не указ. Пусть ваш мир со своими порядками заткнется».
«Раз на одной земле с нами живете, — отвечали им староверы, — и власть цареву не признаете, как и мы над собой, то надо порядок держать».
«Вы держите, а нам порядку не надо, — галдели беглые, — устали мы от порядку».
Пришла почти под Бухтарму партия горных рабочих с начальством. Ждали, что опять будут палить заимки, но вышло иначе. Начальство не потревожило каменщиков, другим было занято, да и боялось своего малолюдства в диком краю.
Осмелели и каменщики.
«Пойдем, попытаем начальство, — решили они, — что нам будет за объявление».
Хотели послать Иосафа, как всегда делали, да тот наотрез отказался.
«Как антихриста, душа власти не приемлет», — диким голосом заревел он.
Оставили его в покое и пошли к начальству.
«Заводы подходят ближе к нам, жить стало тяжелее, решили мы русской царице объявиться. Скажи нам, как это можно сделать», — спросили посланные начальство.
«Я не по этой части, — заявило начальство, — я по горному делу, а если вы объявляться хотите, то надо послать своих людей с прошением на Бухтарминский рудник».
Собрали вскорости весь мир, долго кричали, шумели, спорили: ставать ли под державу царицы или в бегах находиться, и все-таки порешили: «если полное прощение будет, то под державу стать, а если не будет — в бегах находиться».
Послали в Бухтарминский рудник беглого драгуна Быкова и стали ждать худого или хорошего.
Приехал Быков с чиновником Приезжаевым. Вычитал тот чиновник, что хорошо быть гласными правительству, платить подати и защищать землю русскую от иноземцев. Потребовал у них перепись всего населения.
Делать нечего, согласились каменщики, сочинили грамоту царице о прощении и с тяжелым сердцем разъехались по заимкам ждать решения.
Не успокоился Иосаф. Все молчал он, а когда пришла весть о прощении, заговорил, как гневный протопоп Аввакум:
«Продали вы душу свою антихристу на веки вечные, и нет вам теперь спасения. Маломощные, самое великое вы продали за чечевичную похлебку. Не здесь ли в лесах была земля Беловодская, не здесь ли вы обрели свободу и жили без антихристовой печати и никонианской власти. Свободу свою вы продали и в яму темную спустилися. Нет, я не с вами, отыде от меня сатано».
