Дом, в котором время от времени собираются всякие начальники, стоит за городом, в Нижней степи. Его построил Дущенко, построил вполне официально как административный корпус при пионерском лагере. Но это не корпус, а дача со всякими удобствами для отдыха и культурного времяпрепровождения. В доме отдельная от лагеря кухня, отдельные комнаты, столовая, а при доме еще и баня, и небольшой кинотеатр, и небольшой зал для танцев под патефон.
Одна из девиц лет тридцати, с огромными от излишней краски черными глазами и волосами воронова крыла, одетая в зеленого шелку платье, обтягивающее ее стройную высокогрудую фигуру, подошла к Василию Гавриловичу, обняла его сзади, прижалась щекой к его щеке.
— Васенька, я так давно тебя не видела, котик мой коханый, так по тебе соскучилась. Уж не забыл ли ты свою Галыночку?
— Нет, не забыл: тебя забудешь… — проворчал Василий Гаврилович с кривой ухмылкой. Спросил, слегка отстраняясь: — Где летала, Галка, что клевала?
— Зернышки, Васенька, зернышки. Птичка по зернышку клюет, а сыта бывает. Так и я.
— Ну и правильно, — согласился Василий Гаврилович. Предложил: — Садись, выпей.
— С удовольствием. А ты никак мне не рад, Васенька?
— Был я рад, когда нашел клад, еще больше рад, когда украли клад, — усмехнулся Василий Гаврилович, наливая в стакан красное густое вино.
Женщина выпила, потом обняла его за шею, поцеловала возле уха, прошептала:
— Пойдем, сказать надо что-то… — И уже громко: — Соскучилась я по тебе, котик мой, просто ужас, как соскучилась. — Встала, потянула его за руку.
За столом зашумели:
— Что так быстро? Аль невтерпеж стало?
— Не ваше дело, — повела высокой бровью девица, пробираясь между стульев.
В отдельной небольшой комнатушке, где помещалась широкая кровать, шкаф, небольшой стол да пара стульев, Галина повисла на шее у Василия Гавриловича и, обдавая его запахом вина и дорогих духов, зашептала:
— Ах, я так соскучилась по тебе, мой коханый, так соскучилась — просто сил нету.
— Вот заладила: соскучилась и соскучилась. Звала-то зачем? — спросил Василий Гаврилович, заглядывая в черные глаза женщины, так напоминавшие ему о чем-то далеком и полузабытом.
— Потом, потом, — прошептала она с придыханием, и Василий Гаврилович, забыв обо всем, поддался на ее ненасытную страсть, и сам задышал загнанной лошадью.
Через несколько минут они лежали, курили, прислушиваясь к невнятным голосам за стенами слева и справа.
— Так о чем ты хотела сказать? — снова спросил Василий Гаврилович.
