Какое счастье обходиться без слов! Не кадрить девушку затасканными фразами! Прощайте, пустопорожние словеса прологов! Ему безумно нравилось это животное преследование, шутливое, милое, подобное брачным играм, присущим всему животному миру. Наконец-то простота!
В момент, выбранный ею самой, Вильям схватил Мандину, и они упали, сплетясь, в папоротники. Когда их лица сблизились, Вильям осторожно, но решительно коснулся губами ее губ.
Поцелуй стал для него распустившимся цветком, подставившим лепестки лучам утренней зари.
Опьяненный и пораженный, он перевел дыхание, когда она прошептала с лицом молящейся Мадонны:
– Так это ты мой возлюбленный?
– Выходит, да.
– Я уже давно тебя жду.
– Меня?
– Моего возлюбленного.
Она смежила веки, и Вильям понял скрывающееся за этими словами послание: она была девственницей.
Пробудившаяся совестливость охладила его. Не слишком ли далеко зашел он в своем стремлении выиграть спор? Злоупотребить наивностью бедной девушки, чтобы потом чваниться перед приятелями…
Она почувствовала его колебания.
– Не бойся, – прошептала она, снова его целуя. На этот раз он не знал, кто из них, он или она, превозмогал страх.
Она выскользнула из его объятий, повернувшись на бок, и в долю секунды вскочила на ноги.
– Густ! Белянка!
Желтый пес и коза присоединились к хозяйке.
Она шаловливо улыбнулась Вильяму:
– До завтра.
Он испытал облегчение от того, что она взяла дальнейшие отношения в свои руки.
– До завтра, – эхом ответил он.
И Мандина исчезла среди деревьев.
С того момента у Вильяма возникло ощущение, что он проживает несколько жизней. Или, вернее, что его существование распадается на несколько отдельных историй.
Орлам он рассказывал, что дело продвигается, и раз уж ему удалось покорить дух Простушки, то и тело вскоре не устоит. Оставшись один, он не знал, как следует вести себя дальше: эгоистично воспользоваться своим везением или как можно скорее отказаться от этого нелепого спора, из-за которого он мучил невинную девушку, безоглядно предавшуюся страсти. Когда Мандина была рядом, он отбрасывал все вопросы, целовал ее маленькие руки с розовыми ямочками у основания пальцев, ласкал рыжие завитки на шее у затылка, испытывал нечто вроде амнезии и целиком отдавался той роли, которую она ему приписывала, – ее возлюбленного, кому она, по прошествии должного времени, уступит.
Август заканчивался. Дни становились короче, но оставались по-прежнему знойными. Мальчики сознавали, что каникулы на исходе, и заранее испытывали странную тоску.
