Сев на каменный бортик, Фабьен проворно перебрал бумажки в пакете в поисках свежеотпечатанного, еще не выцветшего лотерейного билета. Обнаружив такой билет, он надел очки и всмотрелся. У него вырвался крик: тираж состоялся две недели назад.
В этот момент у него над ухом раздалось:
– Что ты здесь делаешь?
При виде Лили Фабьен в замешательстве пробормотал:
– Мне нужно кое-что сказать тебе.
– Мало ты досаждал мне?
– Прости меня, Лили, я не понял.
– Что именно? – ожесточенно бросила она.
Фабьен уже было собрался рассказать все, что он передумал за эти дни, но тут взгляд его упал на свежий лотерейный билет, зажатый в руке… Внезапно его осенило, кто перед ним.
– Моисетта? – прошептал он, поднимая глаза.
Он даже не успел заметить занесенное над его головой полено; тело его пошатнулось и, пролетев десять метров, рухнуло на дно колодца.
Момент был серьезный. Роковой обратный отсчет пошел. Хотя большая часть из собравшихся десяти мужчин не знала, что за опасность над ними нависла, все понимали, что высшее руководство не вызывают в полночь, разве что банку грозит катастрофа. Они спешно покинули кто театр, кто званый ужин, кто семейную трапезу, кто собственную постель, чтобы со всей возможной поспешностью прибыть на кризисный совет.
Во главе стола возвышался мрачный Вильям Гольден. Едва различимой внушительной глыбой он привычно укрывался в полутьме, в то время как остальных членов правления слепил обвиняющий свет встроенных в потолок спотов. Защищенный тяжелыми бронированными дверями зал без окон, расположенный в геометрически выверенном центре «Гольден-Тур», больше напоминал бы блиндаж, если бы резные деревянные панели, позолота и полотна импрессионистов не возвышали его до статуса роскошного салона.
На столе красного дерева, благодаря лаку превращенном в зеркало, приглашенных ждал серебряный поднос, уставленный хрустальными стаканами и богатым набором бутылок – бурбон, порто, мартини, коньяк. Ни одна рука не протянулась к нему. Хотя желудки сводил спазм, а рты пересохли, никто не осмелился выпить. Тревога и боязнь нарушить приличия парализовали каждого.
– Сколько часов в нашем распоряжении? – осведомился Становски, директор по инвестициям.
Головы повернулись к сумеречной зоне, где восседал Вильям Гольден, владелец банка. Он не шевельнулся. Пусть время поджимало, хозяином этого времени должен оставаться он.
Вильям Гольден в молчании царил над присутствующими. Даже не видя и не слыша его, каждый ощущал господский гнев. Поль Арну, генеральный директор, взял слово вместо него:
