Месть и прощение | страница 36



– Он слишком много корпит на работе, – шепнула Моисетта, которую совершенно не волновали дела Поля. – И все же…

Лили, обеспокоенная, настаивала:

– Это все потому, что мы не виделись целых два месяца, вот мне и показалось, что Поль как-то изменился.

В глазах Моисетты, почуявшей добычу, вдруг зажегся интерес.

– Он сменил парфюм?

– Что? Нет… не знаю… Я… а почему ты спросила?

Моисетта ушла от прямого ответа:

– Ты же сказала мне, что у тебя возникли необычные ощущения, я и подумала, не сменил ли он парфюм?.. Разве этого не достаточно, чтобы ты почувствовала нечто непривычное?

Лили почесала подбородок.

– Ты права. Да! У него новый одеколон… – Она рассмеялась. – Спасибо, Моисетта. Значит, все дело в этом, он сменил парфюм! Спасибо, что помогла понять.

Моисетта не поддержала ее порыв, скорчив недовольную гримасу:

– Те-те-те. Я бы не стала успокаиваться. Когда мужчина вдруг меняет парфюм…

– Да?

– Когда мужчина меняет парфюм, он чаще всего…

– Что?

– …он меняет и женщину.

Лили вытаращила глаза. Моисетта, покачав головой, тихо добавила:

– Ксавье сменил парфюм, когда завел любовницу.

Лили, вскочив, выпалила:

– Нет, только не он! Только не Поль! Не мой Поль!

Моисетта подняла взгляд, потом сделала вид, что согласна с сестрой:

– Да, только не Поль. Не твой Поль. Прости меня.

Лили выдавила смешок, пытаясь успокоиться, затем, взволнованная, под каким-то надуманным предлогом удалилась. Моисетта упивалась успехом: ей удалось-таки заронить сомнение в Лили.

Через две недели Лили вновь отправилась в Вашингтон, где состоялся серьезный разговор с Полем. Тот в итоге признался, что поддался прелестной нью-йоркской адвокатше, которая после недавнего развода, как-то вечером, прилично выпив, взяла инициативу на себя и… Поль клялся, что это было мимолетное приключение, ошибка, о которой он уже сожалеет; он никогда больше так не поступит…

Лили вернулась во Францию неделей раньше, чем Поль. Почуяв запах крови, Моисетта нагрянула к ней в Лион. Когда Лили открыла дверь, ее мрачное лицо, покрасневшие веки, сердитый лоб, прерывистое дыхание лучше, чем слова, поведали о том, что произошло.

– Молчи-молчи, я все поняла, – поспешно сказала гостья.

Лили опустила голову. Моисетта взорвалась:

– Вот говнюк! Все они гады!

Сестры прошли в гостиную. Моисетта с показным состраданием обняла сестру и принялась нашептывать: «Ах, моя бедняжка!» Лили, сжавшись в уголке дивана, расплакалась, а Моисетта, с искренней радостью войдя в роль утешительницы, сладострастно наслаждалась каждой секундой.