Брат, вернувшись из Донбасса, куда вербовался после армейской службы, оценил обстановку и сказал определенно:
— В селе не останусь. Я рабочий человек.
Мать согласилась:
— Ищите, дети, свою долю в другом месте. В колхозе порядка нет. Того, кто не умеет заглядывать начальству в рот, кто не пьет с ними, того тут куры загребут.
Пассажиры поезда номер «пятьсот веселый», как именовали наш эшелон в насмешку, засыпали и вставали под стук вагонных колес, хотя тащились мы медленно, застревали на сутки в крупном городе, на узловой станции, а то и на каком-нибудь разъезде, где имелось три-четыре домика, затененных березами.
Я подолгу стоял у дверного проема или удобно устраивался на ступеньке тамбура, а то занимал там же одноместное сиденье и обозревал окрестности с любопытством человека, перед которым вдруг ожила географическая карта. Мне было интересно все: сосновые леса, тянувшиеся на километры и хранившие свет и тепло жаркого лета; деревеньки на опушках, холмы, покрытые перелесками и полями; бегущие навстречу пассажирские поезда; телеги у переезда, грузовики с водителями, изнывающими от жары; железнодорожные откосы, обрамленные побеленными кирпичами. Откосы часто украшала надпись, выложенная камешками: «Слава великому Сталину!». А то вдруг открывалась панорама городка, окаймленного речкой. И мне хотелось пробежаться по отлогому берегу, окунуться в речку, показать барахтающимся пацанам, что и я не последний пловец, запросто перемахну до другого берега. Мое внимание привлекал и отдельный домик с роскошным палисадником; и стрелочник, державший на вытянутой руке развернутый флажок; и старик, смотревший на нас из-под ладони; и женщины, шедшие с поля и остановившиеся, чтобы пропустить наш поезд; и парень с гармошкой, в фуражке набекрень, сопровождаемый двумя девушками; и торговки на маленьких станциях и полустанках.
Мы подъезжали к Москве, когда кто-то закричал, будто открытие сделал:
— Дачи! Дачи!
О дачах я имел представление по произведениям Чехова. Там вечерами собирались его герои, мечтали, спорили, разыгрывали спектакли, говорили о высоком предназначении человека на земле. Кто же там живет теперь?
Наш поезд остановился на каком-то полустанке, и прямо за забором я увидел двухэтажный деревянный дом, сад, беседку, две юные пары. Одна девушка сидела на перилах и беспечно болтала ногами, другая стояла рядом, грациозно опершись. Девушки были в легких цветастых платьях, на ногах у сидящей были белые туфельки и белые носочки. Юноши в картинных позах стояли напротив. Меня поразила их одежда — светлые отутюженные брюки. В таких брюках у нас в селе никто не ходил. Стоявшая грация о чем-то весело говорила, плавно жестикулируя. Она скользнула взглядом по нашему вагону, но на лице ее не отразилось ничего. Другие в нашу сторону даже не повернулись. По виду это были старшеклассники, мои ровесники, наслаждающиеся летними каникулами.
