— Не дождутся! — сказала мне с улыбкой Алла. — Я заколдована. Неужели не видно? Заколдована и очарована! — Она уже смеется и продолжает: — Во мне живет маленькая девочка без возраста, а все остальное — оболочка, которая может стареть, если за ней не ухаживать. Да я и не боюсь старости. При чем здесь старость! Она — удел каждого. Я теперь вообще не думаю о завтрашнем дне. Мне сегодня должно быть хорошо или плохо, но сегодня. Еще я буду думать о завтрашнем! Я всем довольна. Довольна…
Володя Пресняков, у которого было время понаблюдать за Аллой, сказал в нашей Малой студии:
«Алла не поет песни. Она их, можно сказать, прочувствует через себя. Она их рассказывает. Это даже не песни, а маленькие истории из жизни каждого человека. То, что она поет, происходило практически с каждым.
Алла рассказывала, что была закомплексованным ребенком. Это, кстати, похоже на Кристину. В детстве Аллины родители больше внимания уделяли ее брату, и она постоянно комплексовала из-за этого.
Была забитая, очень скромная. И, видимо, жизнь сделала ее жесткой. Не уверен, что это от бабушки, то есть от ее мамы, или от отца, потому что они были милыми людьми. А может быть, она себе решила доказать что-то. Сначала себе, потом остальным…»
Пресняков-младший, думаю, не зря вспомнил о жесткости Аллы. На этих «Встречах» она понадобилась ей более, чем когда-либо.
Несчастья на этот раз преследовали Пугачеву и актрису, и режиссера. Спалили волосы — пришлось надеть парик. Прожгли перед самой премьерой платье — пришлось выйти на сцену в том, в котором не репетировала и к которому не успела привыкнуть (последнее для актера немаловажно!). Но все это беда не так большой руки.
Гораздо хуже было другое: когда отсняли «Встречи» для телевидения, в последний день представления выяснилось — почти сплошной брак. То все пересвечено, то расплывчато, как говорят операторы, «расфокус». Стали искать выход — не собирать же артистов заново, да и срок аренды «Олимпийского» закончился. Что делать, никто не знал. Все ждали, что скажет Пугачева.
Есть такая театральная байка.
Режиссер, поставивший пьесу из жизни XVIII века, пригласил на просмотр знаменитого профессора-историка.
Он посмотрел и сказал:
— У вас — сплошные анахронизмы. На сцене все не соответствует эпохе: и платьев с таким глубоким декольте дворянки не носили, и клипсы еще не придумали, и граммофонов не изобрели.
— А это мы так сделали специально, это такой прием. Мы так задумали, нелепость жизни подчеркнули!
