И пришлось рассказывать Эйнару, и он говорил так хорошо, что все решили, будто он долго упражнялся. Дом был полон. Люди пришли посмотреть на Лауриса. Каролина кипятила на кухне воду для кофе. Она повернулась к нам своей широкой спиной и гремела чашками, как всегда, когда злилась на мужа. Но под конец даже она пришла в гостиную послушать Эйнара.
— Да, никогда нам не забыть, как мы сражались за честь отчизны, — сказал Эйнар.
Мы дружно закивали, охваченные высоким патриотическим чувством.
Однако следующие слова Эйнара стали для нас неожиданностью.
— Да, за честь отчизны, — повторил он, — но покрыли себя бесчестьем. Полные светлых ожиданий, бесстрашные духом, мы рисковали жизнью и кровью ради чести отчизны, но из-за ничтожного командира все потеряли. Нам не забыть, как в Чистый четверг мы стояли среди рвущихся снарядов, дыма и пара, и сражались, и падали, и умирали, и как вечером нас, словно рабов, погнали с кораблей в Эккернфёрде и заперли в доме Господнем, где без сил и чувств мы вповалку лежали на соломе, а линкор «Кристиан Восьмой» взорвался и погубил стольких несчастных, и как в Страстную пятницу, уставшие и измотанные, сопровождаемые насмешками и издевательствами, как жалкие рабы маршировали мы до Рендсбурга, где нас ввели в дом Господень и вновь швырнули на солому, и как на Светлую Пасху вкушали мы черствый хлеб, и дом Господень превратился в невольничий дом, где процветали бесчестье и богохульство, и весь наш плен был чередой скучных, печальных и жалких дней. Нам не забыть об этом до самой смерти… Я видел Лауриса, — продолжил Эйнар, — и это стало моей единственной надеждой и утешением в плену. Я видел, как он вознесся на небо с палубы горящего корабля, ввысь, на высоту грота-рея, и видел, как он приземлился на ноги, и понял, что нам суждено вернуться к родным и близким.
— Я и раньше говорил тебе, Эйнар, и сейчас скажу: это все сапоги.
Лаурис вытянул ногу, чтобы все посмотрели на тяжелые кожаные болотные сапоги.
— Меня спасли сапоги. Вот и вся притча.
— А задницы святого Петра ты разве не видал? — спросил маленький столяр Лавес Петерсен; слухи об этом уже успели расползтись, потому что Малыш Клаусен не умел держать язык за зубами.
— Ну как же, видел я задницу святого Петра, — подтвердил Лаурис.
Но голос его звучал устало и отчужденно, словно он уже обо всем позабыл. Мы тотчас поняли, что больше ничего не узнаем. А еще мы считали, что, точно так же как у каждого человека есть свой ад, есть у него и рай и он не обязан делить его с другими.
