Предательство Палудана не вдохновляло на бунт, скорее на регулярные рейсы к чану с самогонкой. Наше отвращение к плену росло, и поведение становилось все более распущенным.
В число жертв наших проделок попали кадеты. Шуток по поводу их безбородости и раньше отпускалось много, но всё больше за спиной. А тут маленьким мужчинам без обиняков предложили спустить штаны, а то, может, они и там безбородые.
Предводителем юнцов был четырнадцатилетний мальчик по фамилии Ведель. Он первым из кадетов покинул борт «Кристиана Восьмого», и выражение триумфа на его лице, когда он очутился в капитанской шлюпке рядом с Палуданом, близким другом его отца, не осталось незамеченным. Это он предводительствовал на попойках за закрытой дверью. И стал первой мишенью наших, все более частых, насмешек.
В ответ на один особенно злой намек на величину его мужского достоинства он дал матросу из Нюборга Йоргену Мерке звонкую пощечину. Чтобы дотянуться до противника, Веделю пришлось привстать на цыпочки, что выглядело забавно. Но пощечина оказалась что надо.
Матрос сначала оцепенел от удивления, затем нерешительно дотронулся до горящей щеки, словно желая убедиться, что его и правда ударили.
— Смирно, черт тебя подери! — прорычал малыш Ведель.
Матрос схватил его за плечи и швырнул на пол. Тяжелый болотный сапог устремился к ребрам мальчишки. К месту драки ринулась целая толпа, но не на помощь мальчику, а чтобы наконец-то дать волю своей ярости. Веделя спасли только вопли о помощи. Два шлезвиг-голштинских солдата взбежали по лестнице со штыками наперевес, но, прежде чем они добрались до мальчишки, Лаурис разогнал нападавших. Одной рукой он схватил кадета за воротник и рывком поставил на ноги, а другой рукой удерживал на расстоянии разъяренных мужчин.
Ведель висел у него в руке, как тряпичная кукла. От страха у бедняги дрожали коленки.
— Так, всем вести себя хорошо, — спокойным голосом произнес Лаурис.
Бывалый моряк, он вновь обрел прежний авторитет. Толпа рассеялась, солдаты увели кадетов.
Мы слышали, как Ведель рыдает, спускаясь по лестнице.
В тот же вечер к маленькому кадету вернулось присутствие духа. За дверью вновь разгоралась попойка. Кто-то из своего угла бранил малолеток за шум. Время отбоя еще не наступило, но все, связанное с кадетами, стало вызывать в нас неудовольствие.
В дверь кадетской комнаты постучали и призвали мальчишек к тишине. Звонкий голос тут же нагло велел нам заткнуться:
— …или мы тебе яйца оторвем, деревенщина!
