Прошли мимо нее и дни, и ночи,
Как волны над потопленной кормой.
Застегнутая наглухо, она приехала
На велосипеде к доктору домой.
Она приехала на велосипеде к доктору
И в хирургическую сразу же звонит:
«О, доктор, я себя неважно чувствую,
И боль не покидает ни на миг».
И доктор Томас осмотрел ее.
Он осмотрел внимательней мисс Джи.
Потом, идя мыть руки к умывальнику,
Сказал: «И что ж вы раньше не пришли».
Доктор Томас сидел в ожидании ужина,
И хотя жена накрывать подавала знак,
Он, раскатывая хлеб в мелкие катышки,
Произнес: «Забавная вещь – этот рак.
Никто не знает его причины,
Хотя кто-то и думает, что узнал.
Как будто скрытый убийца
Выжидает, чтоб вам нанести удар.
Он выбирает бездетных женщин
И мужчин, отошедших от дел.
Как будто творящий огонь, в них зажатый,
Так на волю прорваться сумел»
[21].
Туберкулезник мог быть преступником или изгоем; на ракового больного смотрят проще, со снисхождением, как на неудачника. Рак Наполеона, Улисса С. Гранта, Роберта А. Тафта и Хьюберта Хамфри[22] воспринимался как следствие их политических поражений и отказа от честолюбивых замыслов. Что касается умерших от рака знаменитостей, чья жизнь не укладывается в «парадигму неудачников», подобно Фрейду и Витгенштейну, то их рак был классифицирован как чудовищное наказание за жизнь, проведенную в отречении от инстинктов. (Немногие помнят, что Рембо тоже умер от рака.) Напротив, болезнь, унесшая жизни Китса, По, Чехова, Симоны Вайль, Эмили Бронте и Жана Виго[23], знаменовала апофеоз в той же мере, в какой была личным поражением.
7
Считается, что рак, в отличие от туберкулеза, болезнь не подходящая для романтического характера, возможно потому, что романтическое понятие меланхолии было вытеснено в современном мире неромантической депрессией. «Мерцающий свет меланхолии, – писал По, – всегда будет неотделим от идеала красоты». Депрессия – это меланхолия, лишенная очарования, ее странной живости, ее порывов.
Теория об эмоциональных причинах рака находит отражение и в непрерывно умножающейся популярной литературе, и в научных изысканиях: едва ли не каждую неделю появляется новая статья, информирующая ту или иную часть почтенной публики о научно установленной связи между раком и болезненными переживаниями. Согласно цитируемым работам – причем в большинстве своем авторы ссылаются на одни и те же источники – две трети или три пятых из, скажем, нескольких сотен раковых пациентов сообщают о своей подавленности и неудовлетворенности жизнью, а также о недавней потере (вследствие смерти, расставания или разлуки) родителей, любимого, супруга или близкого друга. Но, вероятнее всего, бóльшая часть людей не больных раком также может пожаловаться на эмоциональную угнетенность и душевные травмы: это и называется человеческой участью. Следует отметить, что подобные истории болезни произносятся на очень высокой ноте: это язык отчаяния, тревоги и маниакальной сосредоточенности на собственном «я» и на его извечно неудовлетворительных «отношениях» с другими людьми – все это несет на себе неизгладимый отпечаток нашей потребительской культуры. В таком тоне говорят о себе сегодня многие американцы
