— Не по душе мне эта агитаторка, — говорил он потом жене.
Пелагея Варфоломеевна была одна из первых агитаторов колхоза, активистка. За это и не любил ее Шульц.
Сестры стали чужими. Лишь поздороваются при встрече. Пелагея Варфоломеевна дала слово не ходить к Шульцу. Только слово не удалось ей сдержать… Она нарушила его через много лет, когда над родным краем грянула война…
Вечером она стояла в доме Шульца и ласковыми словами, которых от себя не ожидала и о которых потом пожалела, просила его:
— Лександра, родненький, пожалуйста, помоги людям. — И подала ему бумажку.
Шульц безразлично взял из ее рук скомканную бумажку и прочитал.
— Вон! — только и сказал он шипящим придушенным голосом.
Записка была из партизанского отряда. «Мы ждем Вас к себе. Нам нужен хороший переводчик немецкого языка».
«Смотри, чтобы не пожалел», — шептала женщина, пробираясь ночью домой. А в душу ее закралась тревога о детях, особенно о младшем сыне Володе. От Шульца можно было всего ожидать. Тем более теперь, когда она сама подтвердила свою связь с партизанами.
Володя стал неузнаваем. К Шульцу он ласкался, как к родному отцу. Казалось, забыл мальчик обиды прежних дней.
— Дяденька, может вам двор подмести? Под навесом хворост лежит. Не попилить ли его?
Шульц сдержанно отвечал:
— Что, щенок, голод не тетка? — И, помолчав, продолжал: — Хорошо. Покормлю.
Он чувствовал себя теперь как нельзя лучше. Воздух войны, который отравлял захарничан, пришелся по душе Шульцу и его единомышленнику — полицейскому Шмезе. Они будто вновь родились. Из домов, покинутых партизанскими семьями, добро перевозилось в их дворы. Они ходили по деревням и приказывали крестьянам дежурить вдоль железной дороги, охранять ее от партизан.
Однажды Володя сидел на крыльце Шульцевого дома и хлебал из глиняной миски затирку. Раскрылись ворота, и перед мальчиком выросли три эсэсовца. Шульц, увидев их в окно, с умилением, которого никто раньше никогда не видел на его лице, выбежал навстречу фашистам.
Они все вошли в дом. А Володя с мисочкой затирки перешел с крыльца на завалинку под окном.
Шульц разговаривал со своими гостями на их родном языке. Володя старался что-нибудь понять, но напрасно. Вдруг до него донеслись слова «Юрьевичи», «фюнф». Он быстро пересел на крыльцо. «Чего пять? Что будет с Юрьевичами?»
Проводил Шульц эсэсовцев и сказал Володе:
— Завтра, щепок, без моего надзора работать будешь. Перенесешь вон те кирпичи вот сюда. Мне нужно будет отлучиться.
