В этот момент Хайбер была близка к тому, чтобы рухнуть, все ее приготовления и решимость исчезли, она почувствовала себя обнаженной и выставленной напоказ. Все в ней в одно мгновение стало видимым и ничего не осталось скрытым. Мертвые узнали ее. Мертвые смогли увидеть все, чем она была, и все, чем когда–либо будет, и это было ужасно.
— Кто–нибудь, поговорите со мной! — прокричала она, стараясь держаться, желая, чтобы все это закончилось.
Ее слова достигли нужных ушей, и духи мертвых рассеялись как мошкара, застигнутая внезапным порывом ветра, преследуемые их же завыванием, виляющим, как хвост ящерицы. После этого воды Хейдисхорна забурлили с новой силой, и в самом их центре поднялась черная фигура; этот гигант из глубин вырастал в размерах до тех пор, пока не стал больше Хайбер раз в десять.
Наступила тишина, нарушаемая лишь отголосками завываний и шумом брызг. Черная фигура, огромная и неприступная, стояла на воде так, будто их поверхность стала твердой.
…Ты узнаешь меня…
Да, она узнала. Инстинктивно, сразу же и без сомнений.
— Ты — Алланон, — произнесла Хайбер.
Тень Алланона, скользя, приблизилась по бурлящим и шипящим водам, черные одежды развевались, а капюшон скрывал все, кроме его внушающего ужас лица. При жизни Алланон вселял страх, он был человеком с мрачным характером и еще более мрачной историей, который никогда не испытывал никаких колебаний. То, что он имел репутацию такого владения магией, какое не имело аналогов во всей истории друидов, создало из него легенду.
Для Хайбер Элессдил он казался не менее устрашающим в смерти, чем представлялся при жизни, основываясь на рассказываемых о нем историях.
…Говори со мной, Ард Рис…
Итак, он узнал ее. Хайбер почувствовала себя открытой и уязвимой перед ним, беспомощной, неспособной защитить себя, хотя не было никаких оснований полагать, что ей это потребуется. Говорили, что духи мертвых отражают сущность своих жизней, и никто не обладал при жизни большей значимостью, чем этот человек. Сильные черты лица, обрамленные черной бородой, и глаза, которые, казалось, видят насквозь — в Алланоне не было ни единой видимой слабинки, ничего, что навело бы на мысль, что он когда–нибудь мог потерять самоуверенность и искать окольные пути. Даже сейчас, когда она сравнивала его с остальными более прозрачными и бестелесными духами, он казался целым и неизменным.
— Я хотела поговорить с тобой, Алланон, о пропавших Эльфийских камнях, — смогла она, наконец, произнести.
